Светлый фон

Мне так плохо…

Мне так плохо…

Галка – зараза, зараза, зараза… ну и визжала же она, когда тетка Верка хворостиной по заднице охаживала. Будет знать, как трепаться своим языком. Курва.

Галка – зараза, зараза, зараза… ну и визжала же она, когда тетка Верка хворостиной по заднице охаживала. Будет знать, как трепаться своим языком. Курва.

Один ты мой верный друг. Ты ведь наши секреты никому не расскажешь?

Один ты мой верный друг. Ты ведь наши секреты никому не расскажешь?

Нет, не расскажешь. Я знаю. А то быстро в печку засуну. Будешь на углях корчиться, как та кошка, что самосвал переехал.

Нет, не расскажешь. Я знаю. А то быстро в печку засуну. Будешь на углях корчиться, как та кошка, что самосвал переехал.

Ладно, пока. Почему мне так плохо, расскажу в следующий раз, а сейчас побегу на огород, пока дед со смены не вернулся. А то опять учить будет… не хочу…

Ладно, пока. Почему мне так плохо, расскажу в следующий раз, а сейчас побегу на огород, пока дед со смены не вернулся. А то опять учить будет… не хочу…

 

Перевернув страницу, затаиваюсь. Стараясь не дышать, обращаюсь в слух. Храп и сопение. Подозрительных звуков нет. Не хотелось бы, чтобы меня застукали за чтением. Кто знает, как Старуха отнесется к этому. В некоторых вопросах она совершенно непредсказуема. В том смысле, что ни за что не предскажешь, какое гнусное наказание предусмотрит.

Читаю дальше.

 

Это я, Мой милый дневник.

Это я, Мой милый дневник.

Приветушки!

Приветушки!

Мамка возле свинарника, Хрюшу желудями с ложки кормит. Дурная, как будто свинье не все равно, как жрать. Дед с каким-то приятелем на рынок поехали зерно продавать. Опять пьяный вернется. Орать будет…

Мамка возле свинарника, Хрюшу желудями с ложки кормит. Дурная, как будто свинье не все равно, как жрать. Дед с каким-то приятелем на рынок поехали зерно продавать. Опять пьяный вернется. Орать будет…