Обсуждение газеты мы иногда начинали с новостей, но чаще — с некрологов или даже тематических объявлений. Мисс Калли, поскольку читала все от корки до корки, всегда знала, кто продает щенков из очередного помета коротконогой гончей, а кто хочет купить подержанную моторизованную газонокосилку в хорошем состоянии. И, не пропустив ни одного выпуска, она отлично помнила, как долго какая-нибудь маленькая ферма или жилой прицеп оставались выставленными на продажу. Она была в курсе цен и состояния рынка. Иногда во время обеда, обратив внимание на проезжавшую мимо машину, вдруг спрашивала:

— Какая это марка?

— «Плимут-дастер» семьдесят первого года выпуска, — сообщал я.

Она размышляла несколько секунд и говорила:

— Если он действительно чист, то должен стоить около двух с половиной тысяч.

Однажды Стэну Актаваджу понадобилось продать двадцатичетырехфутовую рыбацкую яхту, изъятую банком за неплатеж. Я позвонил мисс Калли. Она тут же подсказала:

— Да, некий джентльмен из Карауэя вот уже три недели ищет такую.

Я проверил раздел объявлений трехнедельной давности и действительно нашел объявление. Стэн на следующий же день продал яхту этому человеку.

Мисс Калли обожала юридический раздел — один из самых доходных в газете. Сделки, лишение должников права выкупа заложенного имущества, дела о разводах, о наследствах, объявления о банкротстве, слушания об отторжении имущества… Десятки совершаемых юридических актов в соответствии с законом требовали публикации объявлений в местной печати. Мы принимали все и неплохо на этом зарабатывали.

— Интересно, кому мистер Эверет Уэйнрайт оставил свое наследство? — бывало вдруг интересовалась она.

— Я даже не помню, что мы давали его некролог, — с полным ртом отвечал я. — Когда он умер?

— Месяцев пять, может быть, шесть назад. Некролог был весьма скромным.

— Я работаю с тем, что дает семья. Вы его знали?

— Он много лет держал бакалейный магазин у железной дороги. — По ее интонации можно было догадаться, что мистера Эверета Уэйнрайта она не жаловала.

— Хороший был человек или не очень?

— У него существовало два прейскуранта цен: для белых и — подороже — для черных. На товарах никогда не было маркировки, и он был единственным, кто принимал только наличные. Белый покупатель мог крикнуть ему: «Мистер Уэйнрайт, скажите, сколько стоит банка сгущенного молока?» — он в ответ: «Тридцать восемь центов». А минуту спустя я спрашивала: «Простите, мистер Уэйнрайт, сколько стоит эта банка сгущенного молока?», и он рявкал: «Пятьдесят четыре цента». И делал это совершенно открыто. Ему было все равно.