Лана улыбнулась счастливой наркотической улыбкой. Она лежала на той же кровати, в той же комнате отеля «Гранд-Империал», наполненной теперь натуральным утренним светом и доносящимся снизу уличным шумом.

Я выжила.

Милейший доктор Праймак стоял в ногах ее кровати и разговаривал с незнакомым мужчиной, полненьким, седобородым, со шляпой в руке. На его черном сюртуке блестел под солнцем какой-то металлический предмет.

Лана попыталась поднять правую руку, чтобы привлечь их внимание, но не смогла шевельнуть ни одной рукой.

Она захрипела.

Мужчины замолчали и повернулись к ней. Потом они оба подошли и сели на кровать – с обеих сторон.

Пожилой незнакомец пригладил редеющие волосы, и на его розовой залысине остались белые полоски от грязных ногтей.

– Мисс, я – шериф Доноуэй, – представился он. – Доктор Праймак рассказал мне о вашем несчастье.

Слава богу!

– Ему пришлось ампутировать обе ваши ноги и обе руки, – продолжал шериф. – Сейчас мы договариваемся о том, чтобы перевезти вас по узкоколейке в Дуранго, в Больницу милосердия.

Лана посмотрела на доктора Праймака, наблюдавшего за ней с выражением, которое можно было перепутать с состраданием.

Он отвернул укрывающие ее покрывала, и она увидела перевязанные обрубки обеих рук, ампутированных чуть ниже локтя.

Морфийная эйфория улетучилась.

Моя правая рука была в порядке. Вы же сами сказали!

– Понимаю, для вас это весьма огорчительно, – сказал врач, – но ничего другого мне не оставалось. Обе руки серьезно пострадали. Если б я не ампутировал их, вы были бы уже мертвы.

Пациентка открыла рот.