И ярость ее остановила еще прежде, чем в голове созрело намерение. И она вцепилась в него зубами и ногтями. От неожиданного нападения, полуослепший от крови, стекающей из рассеченной брови, он упал к ее ногам, воя от боли, а она вонзила зубы в его плечо. Он ударил, но Тори стала драть ногтями его лицо.

Никто, никто не пытался ему сопротивляться. Только она одна. И помоги ей господь.

Даже когда его руки сомкнулись у нее на горле, она царапала его. В глазах уже меркнул свет, но из последних сил она боролась за свою жизнь.

Кто-то громко звал ее по имени, и крик отдавался эхом в голове. В ушах оглушительно стучала кровь. Она вцепилась ногтями в руки, душившие ее, когда почувствовала, что хватка ослабла.

– А теперь-то я тебя чувствую. Твой страх и твою боль. Теперь ты их тоже узнал, тоже узнал. Подонок!

Ее подняли, но она продолжала сопротивляться, вцепившись взглядом в окровавленное, искаженное злобой лицо Дуайта.

– Теперь ты знаешь! Знаешь!

– Тори, остановись, посмотри на меня!

Лицо у него было бледное. С него градом катился пот. Постепенно взгляд ее прояснился, и она узнала Кейда.

– Это он убил ее! Это он всех убивал! Он ненавидел тебя всю свою жизнь. Он ненавидел всех вас.

– Ты ранена.

– Нет, я – нет. Это его кровь.

– Кейд… Господи, она сошла с ума.

Дуайт с трудом встал на четвереньки. Казалось, что кровь течет у него из тысячи ран. Правый глаз был красен, как горящий уголь, но мысль его работала четко и хладнокровно.

– Она приняла меня за своего отца.

– Лжец! – Ярость снова вспыхнула в душе Тори, и она изо всей силы забарабанила кулаками в грудь Кейда. – Это он убил Хоуп. И он поджидал меня здесь.

– Убил Хоуп?

Дуайт встал на колени, из разорванной губы сочилась кровь.

– Она безумна, Кейд. Любому ясно, что она не в себе. Господи, что с моим глазом! Ты должен мне помочь.

Он хотел встать, но, к его ужасу, ноги не подчинялись.