В Мери бушевала ярость. Ярость на страх перед отцом, от которого она не могла

избавиться. Ярость на саму себя, за то, что она позволила отцу делать с Давидом. Ярость на

Леона. На людей, которые гнались за ними. Ярость на этот дрянной, холодный мир.

Из носа бежали сопли. И это еще больше ее злило. Больше всего ей хотелось завыть от

ярости, но она взяла себя в руки. Никто не придет, чтобы взять ее за руку. Никто не будет ее

утешать. Никто не позаботиться о том, чтобы все опять стало хорошо.

Нет! Это лежит на ней одной.

Леон был уже в десяти метрах от нее. Он не оборачивался к ней. И тогда до нее дошло.

Этот засранец поцеловал меня только чтобы разозлить. Говнюк!

Мери поморщилась и споткнулась.

***

Кэти отступила к краю крыши. Мужчины постепенно проталкивались через сломанную

дверь. Их было восемь.

Восемь одетых в лохмотья фигур образовали коридор, по которому девятый мужчина

вышел на крышу. Он остановился в двух метрах от нее, не замечая наставленный на него Кэти

окровавленный нож.

Он стоял и пристально смотрел на нее. Его лицо было искажено от ярости и он оскалил

зубы.