— Шараф приносит эту жару, — сказал Эли. — Ветер пустыни. Он налетает неожиданно, и температура поднимается выше 40 градусов.

— От такой жары можно свихнуться, — вздыхает Мойше.

Свихнуться? — думает Миша. Да они и так сумасшедшие!

— Сухой, горячий воздух обжигает носоглотку и легкие, — добавляет Эли.

— Вы ощущаете, профессор, неудобство от этого горячего пыльного воздуха? — заботится Мойше.

— Да, еще как, — соглашается Миша.

— По-арабски этот ветер называется хамсин, это значит по-арабски «пять», потому что такой ветер дует минимум пять дней, — поясняет Эли.

— Он дует уже три дня. Видите, все покрыто пылью. Мы будем такими же. — Мойше.

— Конечно, нельзя быть уверенным, что он будет дуть только пять дней. Может быть, семь или восемь. — Эли.

— Ага.

— В больницах во время шарафа делают только экстренно необходимые операции. — Мойше.

— А в школах отменяют занятия. — Эли.

— Если не закрыть окна, то квартира будет полна песка. — Мойше.

— Ага.

Три больших автомобиля, один «Кадиллак» и два «Линкольна», останавливаются возле них, водители остаются за рулем, выходят шестеро вооруженных до зубов солдат и один штатский. Штатский — старик, может быть, восьмидесяти лет, у него изможденное лицо и добрые глаза.

— Израиль Берг, — представляется старик и пожимает Мише руку. — Рад познакомиться с вами, профессор Волков, — говорит он по-английски.

— Взаимно, — отвечает Миша.

— Я буду вас сопровождать в Израиле, — продолжает старик. Его лицо покрыто смесью пота и желто-красного песка, венец седых волос тоже полон пыли. На нем прочные, грубые ботинки и короткие штаны цвета хаки, а поверх такой же рубашки — тонкая черная куртка, похожая на ту, что Миша получил в иракской тюрьме, — та голубая и должна защищать от жары и раскаленных песчинок, но не делает ни того, ни другого.

Израиль Берг снимает свою черную куртку.

— Поменяемся, — предлагает он. — Это барахло вам дали иракцы, да?