47

4 часа следующего утра.

Мише сказали, что он должен легко одеться, — очень жарко, — и ему дали что-то вроде тонкой голубой ветровки. Он должен ее надеть, сказали ему, ветровка немного защищает от жары, но прежде всего от ветра с раскаленными песчинками. С его ног снимают цепи и ведут по многочисленным переходам и металлическим лестницам во двор, где стоит машина «Скорой помощи». На обеих сторонах и на крыше машины нарисован красный полумесяц, Миша знает, что этот красный полумесяц у арабов соответствует западному красному кресту. Ему предлагают занять в машине место на кушетке и снова надевают цепи. Офицер и солдат садятся в кабину, отделенную от него стальной перегородкой с одним окошком. Пуленепробиваемое окошко, объясняют Мише. Весьма исчерпывающе, думает он, но чем бы он стал стрелять? Или это говорят для его успокоения? Сообщение, что машина бронирована, также не вызывает у него интереса. Второй солдат с автоматом забирается в салон и садится рядом с Мишей на откидное сиденье. За солдатом снаружи запирают заднюю дверь, и машина трогается с места.

Узкие (наверняка тоже пуленепробиваемые) боковые окошки сделаны из матового стекла, сверху на них есть узкие прозрачные вставки, через которые Миша, если он вытянет голову, может смотреть на улицу. Парень с автоматом, сидящий рядом с ним, постоянно чешется. Вшивый, думает Миша. До сих пор он как-то более или менее со всем примирялся, но вши его возмущают. Не хватало ему набраться вшей!

Смотрите, как странен человек: возможность набраться вшей отнимает у Миши все мужество, от этого он — в первый раз с начала своих подневольных скитаний — впадает в отчаяние. Такой незначительный повод и такая реакция. Не остается и следа от его привычки загадывать «если — то» и от вечных Двух Возможностей, ни мужества, ни надежды, а только нечто отвратительное: жалость к самому себе.

Почему я, которого любит Ирина, попал в историю с Мелоди, этой потаскухой? — думает Миша. Почему со мной приключилась вся эта атомная история? Почему я так гоним и преследуем? Кому я сделал что-либо плохое? Я хотел тихо и мирно продавать ванны и унитазы, умывальники и биде, — а получил Санаторий Правды с хорошими перспективами на могилу!

Миша сопит и скованными руками вытирает себе нос. Все его отчаяние вызвано какими-то вшами, причем еще наверняка не известно, есть ли они у парня с автоматом, может быть, это просто у него привычка такая — непрерывно чесать мошонку. Но нет, теперь Миша упивается собственными страданиями. Он хотел бы умереть. С него хватит. Довольно. Ну, на самом деле!