Наконец-то я могу тебе написать, пока вместе с другими жду самолет на Нью-Йорк. Лева, которого я здесь встретил, при случае расскажет тебе, что я пережил и почему раньше не мог дать о себе знать.

Я думал, что чудес не бывает, но это было чудом, когда здесь, в аэропорту Сараево, я встретил твоего брата. Если бы кто-нибудь прочитал об этом в романе, он сказал бы: «Нет, такого быть не может, автор слишком много себе позволяет!» И, тем не менее, мы с ним здесь встретились.

Лева рассказал мне, как плохо стало жить тебе и твоим родителям в Димитровке, бедная моя Ирина! Я потрясен, и единственное, что меня утешает, — это то, что ты теперь готова приехать ко мне, если я смогу обосноваться в Америке. Я очень надеюсь, что ничего непредвиденного больше не случится, я добьюсь в Америке успеха, и мы больше не будем расставаться. Я прошу тебя сохранить терпение, держись, милая моя, не теряй надежды и мужества, потому что это самый большой грех. Ничего страшного не произойдет с человеком, если он сохранит мужество. Крепко обнимаю тебя и целую много-много раз.

Любящий тебя всем сердцем, твой Миша.

PS. Как только буду в Нью-Йорке, сразу пришлю телеграмму.

28

28

Ночь на 11 июня Миша проводит с другими пассажирами в подвальном помещении аэровокзала. Им выдали одеяла и брезентовые тенты, но спать приходится на бетонном полу, кроватей нет, только несколько диванов для стариков и детей.

В течение следующего дня им часто приходится возвращаться в подвал. Сербы обстреливают летное поле из орудий, воздушное сообщение прекращено, так как приземляющиеся и взлетающие самолеты обстреливаются. Тем не менее, 12 июня стрельба прекращается — «голубым каскам» удалось договориться с руководством сербов, и самолет, заменяющий «Трансаэро» DC-10, — сама машина, подвергшаяся штурму, все еще стоит вдалеке в конце взлетной полосы, — сегодня сможет приземлиться и забрать пассажиров на Нью-Йорк.

— Поскольку всего вас, вместе со старым экипажем, только 130 человек, с вами вылетят еще дети из Сараева, — сообщает Лева, когда они с Мишей обедают.

— Дети? — спрашивает Миша. — Какие дети?

— Сироты, — отзывается Вильке из-за соседнего столика, и когда он говорит это, в столовой становится тихо. Это слово поняли почти все, потому что здесь действительно так, как говорил Лева: хотя большинству известно всего несколько слов из других языков, они каким-то таинственным образом понимают других.

— Что за сироты? — спрашивает женщина по-английски. Вильке отвечает ей на прекрасном английском:

— Из детского дома «Любиче Ивечич», мадам, он находится в центре Сараева, там живут 148 детей-сирот. Уже несколько недель между Красным Крестом и сербами ведутся переговоры, чтобы через кольцо блокады пропустить хотя бы один автобус, потому что в детском доме начался голод… Мы полетим с детьми во Франкфурт, как сказал офицер «голубых касок». В Франкфурте дети будут ждать сотрудников Красного Креста и приемных родителей — нашлось много людей, которые готовы помочь детям. А после промежуточной посадки во Франкфурте самолет полетит в Нью-Йорк. Ведь ради того, чтобы малыши могли покинуть этот ад и жить в стране, где нет войны, мы можем задержаться во Франкфурте, не так ли?