Она чувствует то, чего он хотел. Глаза у нее испуганные, и он начинает пошатываться. Она сосредоточилась на этом моменте, только на нем, и с усилием, раздвинувшим границы ее силы воли, отложила прочь горе о том, что сделал этот человек.
Она знала. И знала: какая бы сила ни послала его в этот путь, что бы ни привело его сюда, что бы ни обещала ему эта сила, какие бы заявления ни делала, она не сможет дать ему того, что сейчас предложит Ариэль. Это так просто, но так важно, что отсутствие этого сокрушает душу.
— Я слышу тебя, — сказала она.
«Боже мой, — думает Джереми. — Боже мой, Господи Иисусе… я убивал ни в чем не повинных людей».
— Мне жаль, — шепчет он. — Мне очень, очень жаль…
Может, эта группа резко высказалась в беседе с Феликсом Гого. Может быть, ребята ошибочно судили его товарищей-солдат… но в чем лгал сам этот ролик? В чем неточность описания того выбора, который должен делать солдат, и как бы жестко тебя ни готовили, у тебя всего секунды на решение вопросов жизни и смерти? В чем неправда — показать, как тьма может вихрем опуститься на тебя и растерзать тебя в клочья?
«Это я лгал, — думает он. — Я».
И Ганни.
Ганни тоже лжет.
И никого сегодня убивать не надо, думает он. Битва кончена.
* * *
Джереми чувствует, что у него лицо начинает распадаться. Изо лба поднимается извивающийся узел. Джереми поднимает руку, толкает его обратно. Правый глаз начинает вываливаться из орбиты. Он пальцами засовывает глаз на место. Рот раскрывается все шире и шире, челюсть выходит из суставов, но он толкает челюсть на место твердой рукой, и рот закрывается, и легкая рябь и дрожь, пробегающая по глади костей и плоти, затихает и исчезает.
* * *
Он мелко дрожит. Он опускает винтовку, и тогда из-за спины Ариэль Коллиер выходит детская фигурка и держится за край ее испачканной блузки, и лица в тени не видно, но слышен голос:
Ганни орет Джереми в ухо, что эта штука
Орет, что это не то, что Джереми думает. Что это обман, что он не должен, не может позволить своим глазам задурить себе мозг.