Пока я спускался вниз, по пути встречались лучшие представители полиции Олдкасла, судорожно вжимавшиеся в стены. Полицейские и детективы из криминального отдела безуспешно пытались слиться с серой военно-морской краской. Полицейский из системы общественной поддержки сидел, вытянув ногу, на полу, прижимал к носу окровавленный носовой платок.
Остальные пялились на дверь в комнату.
Оттуда донеслась новая порция ругани.
Подошел.
– Какого черта здесь происходит? – Распахнул дверь.
Уютные диваны перевернуты, кофейный столик разбит в щепки, громадные вмятины на гипсокартоне стен, из потолка с корнем выдраны плафоны. Деревянные рамки картин разломаны, грязный ковер засыпан осколками стекла. Шторы сползли со сломанной гардины, правда, окна за ними не было. Да и все это место было сплошным надувательством.
Полицейский в форме валялся у дальней стены, верхняя губа, рот и подбородок в красных соплях. Из-за опрокинутого дивана торчала чья-то нога. Два детектива лежали, уткнувшись мордами в ковер.
Посреди останков разбитого кофейного столика стоял Раскольник Макфи. Рукав синего джемпера оторван, воротник белой рубашки выпачкан в крови. Руки сжаты в кулаки. Дышал тяжело.
На него наступали два офицера в форме, с резиновыми дубинками в руках.
Первый получил удар кулаком в лицо, сбивший его с ног. Второй ударил Макфи в грудь, заставив того отойти на пару шагов. Он уже взмахнул дубинкой над головой Раскольника, намереваясь…
Но Макфи был быстрее. Он схватил офицера за руку, вывернул ее, дернул к себе и врезал лбом прямо в нос несчастному засранцу.
Что-то хрустнуло, хлюпнуло, потом хриплый стон, и ноги полицейского подкосились. Раскольник схватил его за лямки защитного жилета и ударил коленом между ног.
И отпустил.
Тот рухнул на пол.
Раскольник поднял голову и взглянул на меня. Щеки и усы в мелких красных пятнышках. Грудь тяжело вздымалась.
– Ты. Сказал. Они. Ее. Найдут, – по одному вылетали слова.
Я вытянул руку ладонью к нему: