— Хорошо, почти восемнадцать. Если бы ты в расследованиях был таким чертовски щепетильным и аккуратным!
Сражение началось, и Бен моментально нанес ответный удар:
— Я считаю, что ты не должна валить все в одну кучу. При расследовании ты ведь не смешиваешь дела друг с другом.
— О’кей, будем говорить начистоту. Моя дочь на четырнадцать лет моложе тебя. Ты считаешь, что это нормально?
— Поначалу я тоже думал, что это будет проблемой. Но все оказалось не так. Наоборот, кое в чем Мелли намного опережает меня.
— Например?
— Ты обязательно хочешь знать подробности?
— Нет. — Сузанна застонала. — Иначе мне будет еще хуже, чем уже есть.
Бен помолчал, потом сказал:
— Мне очень жаль, что ты узнала все таким образом. Мы хотели сами тебе рассказать. Правда, мы еще не решили, когда и как, но точно не так.
— Как деликатно! — Сузанна никак не могла избавиться от саркастического тона. Это и ее сбивало с толку, но она ничего не могла изменить. — И как давно это началось?
— Почти пять месяцев назад. Мелли ждала перед комиссариатом, чтобы забрать тебя с работы. — Бен ухмыльнулся. — Но у тебя были какие-то дела, ты задерживалась, и я сказал об этом Мелли. А потом мы пошли пить кофе. Это вышло случайно. Я видел ее несколько раз, но никогда не думал, что с ней можно так чудесно поговорить. Вот так все и произошло.
— Значит, это я виновата во всем?
— Значит, да.
Бен засмеялся, и Сузанна почувствовала, что тоже расслабилась.
Мелани, полностью одетая, вошла в комнату, налила себе кофе и подсела к ним.
— Я бы с удовольствием сказала: «Мне очень жаль, мама!» — но не получится, потому что я ни о чем не жалею. Потому что так, как сейчас, — это классно!
— Может быть. Но мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть к этой мысли. Если я вообще когда-нибудь привыкну к тому, что моя дочь и мой коллега… О боже!
Мелани села рядом с матерью и обняла ее. Нежный жест, которого Сузанна уже месяцы или, может быть, годы не знала, но которого ей ужасно не хватало. Поэтому она тоже обняла дочь. Ей с трудом удавалось сдерживать слезы, выступившие на глазах.
Бен какое-то время молчал, потом осторожно спросил: