По утрам, или, точнее говоря, к обеду он все же включал кофеварку для эспрессо, которая была такой огромной, что ее хватило бы для целого кафе или итальянского ресторана, и варил себе два эспрессо, которые выпивал вместе с двумя стаканами «Пинео Луна Ллена». Он заказывал эту специальную дорогую минеральную воду раз в квартал непосредственно в Испании. Вода была из каталонских Пиренеев, ее добывали из подземных запасов, а разливали в бутылки ночью и только в полнолуние. Матиас был убежден, что вода оказывает положительное влияние на его психическое и физическое здоровье, и начинал по-настоящему нервничать, если у него не оказывалось этой утренней воды.

Что-то съестное он не мог принимать в это время, когда еще практически досыпал.

Природа за последние недели в буквальном смысле слова взорвалась. Везде, куда не бросишь взгляд, все цвело, лужайки были сочного травяного цвета, и их приходилось подстригать два раза в неделю. Эту неприятную работу выполнял садовник на пенсии, который по средам работал три часа в день, а по субботам — шесть часов.

Однако Матиас, когда вышел из дома, не удостоил прекрасное летнее утро даже взгляда. Погода его вообще не интересовала. Он находил чрезвычайно неприятным, что ее невозможно изменить, поэтому предпочитал ее игнорировать.

Он обернулся и хотел, как обычно, помахать матери на прощание, когда увидел, что место возле кухонного окна, где она в обеденное время решала кроссворды и пила горячий бульон, пустует.

Такого за последние десять лет еще не бывало, и Матиас испугался настолько, что невольно сделал шаг назад и едва не споткнулся о бордюр цветочной клумбы.

Он бросился в дом, одним махом преодолел пять ступенек к ее отдельной входной двери и позвонил. Подождал. Позвонил снова. Мать не открывала.

Дрожащими руками он с трудом нащупал на своей связке ключ от ее входной двери и вошел.

Мать лежала на ковре в гостиной.

Он упал перед ней на колени.

— Мама, — прошептал он и поцеловал ее в губы. — Мама, что случилось?

Матиасу показалось, что он слышит очень тихое дыхание, и он прижался ухом к ее груди. Тихо и как будто очень далеко стучало ее сердце. Он бросился к телефону, набрал один-один-два и, как только услышал ответ, закричал в трубку:

— Приезжайте быстрее, моя мать умирает, она без сознания! Улица Хиршхорнвег, двадцать восемь, моя фамилия Штайнфельд, фон Штайнфельд!

— С ней произошел несчастный случай? — спросил равнодушный, без тени волнения, низкий голос на другом конце провода.

— Откуда я знаю! — огрызнулся Матиас. — Я не врач и не ясновидящий и не хочу вести с вами дискуссию. Приезжайте, причем немедленно!