Но вот Ремневу вдруг несказанно повезло: девочка-подросток, крикливо одетая и с определенно вызывающим взглядом, выпорхнула из трамвая, пересекла перекресток и с полным безразличием ко всему человечеству заманчиво двинулась вдоль Обводного канала в сторону порта. На ней светилась яркая красная курточка, волосы были собраны на затылке в пук, из которого часть их торчала, словно хохол у попугая.

«Куда же ты собралась, козочка? На свиданьице? Моряков, наверное, любишь? Невтерпеж тебе, да? — пытался угадать движения намеченной жертвы Ремнев. — А влюбиться в тебя уже можно? А душу твою забрать? Да куда ж ты скачешь?! Догонялки у нас с тобой сегодня, что ли? Ну давай хоть и в догонялки порезвимся! Все у нас как-то поинтересней получится! А там уж посмотрим, кому удача улыбнется!»

Девушка дошла до пешеходного моста, вступила на него и, перейдя канал, стала отдаляться от набережной в сторону опустевшего в этот вечерний час парка. В ее походке чувствовалось опьянение, — может быть, выпила, может быть, обкурилась или надышалась, — впрочем, для Корнея это сейчас не имело особого значения, кроме той выгоды, которую давало ему это ее необычное состояние: сейчас жертва не воспринимает мир таким, каков он есть, когда любой прохожий может оказаться тем, кто способен сотворить с тобой все, что угодно.

«Может быть, она живет за парком? А что там вообще-то есть? Общежитие, трехэтажный жилой дом, гаражи…» — Корней с нарастающей уверенностью и еле сдерживаемым возбуждением шел следом. Сколько он помнил свои похождения, он ни разу не старался прикинуться рассеянным прохожим, — как раз это и могло его погубить. Нет, в этом деле надо оставаться самим собой, и вот именно тогда тебя никто ни в чем не заподозрит!

Ступая по садовой дорожке, Ремнев ощущал следы только что прошедшей девушки, и одно это уже доставляло ему ощутимое удовольствие, поскольку тоже входило в его ритуал, — таким образом он уже начинал косвенно соприкасаться со своей жертвой. Да, касаясь земли, он буквально осязал ее стопы, запечатленные здесь в некоем прошедшем времени, которые ступили на землю здесь, здесь и здесь!

Вообще-то, Корней мог многое рассказать о своей охоте, о своих странных чувствах, когда он, в чем был непоколебимо уверен, мог точно указать на те места на земле или асфальте, где недавно ступало то существо, которое могло бы стать его жертвой. Да ведь даже поручень в метро, который держала рука его «добычи», он чувствовал, как будто на нем было написано: «Здесь тогда-то и тогда-то держалась рукой такая-то и такая-то, — или, что для него не имело никакого значения, — такой-то и такой-то…»