— Можно я задам тебе один вопрос? — сказал я, глядя в его красивое лицо, на которое во время нашей беседы вернулось обычное серьезное выражение. — Если не хочешь, можешь не отвечать.

— Валяй, спрашивай.

— Допустим, все это не удастся, — сказал я и медленно пошел вокруг стола. — После всех уроков, после стольких лет, прожитых рядом с Анджело, я решил бы, что такая жизнь не для меня, и захотел бы уйти. Что, если бы в таком случае Анджело вызвал тебя и приказал меня устранить? Ты сделал бы это?

Нико глубоко вздохнул и медленно выдохнул, глядя в дощатый пол.

— Да, сделал бы, — сказал он.

— Даже если бы продолжал относиться ко мне, как сейчас?

— Как босс скажет, так и будет, — ответил Нико. — Пока босс жив, его слово-закон.

Я наклонился, взял прислоненный к стене кий Нико и протянул ему.

— Твой удар, — сказал я. — Промажешь, значит, проиграл.

Он взял кий, кивнул и склонился над столом, примеряясь к шарам. Я же повернулся, прошел обратно в угол, сел и приготовился смотреть, как Нико будет расправляться с шарами.

Я увидел ее как раз в то мгновение, когда выходил из воды, и последняя волна, догнав меня, игриво шлепнула по спине. Она стояла в тени огромного синего пляжного зонта, пила «Оранжину» и над чем-то смеялась с подругой. На загоревшем до угольной черноты теле был раздельный купальник-бикини; распущенные каштановые волосы ниспадали до середины спины. Ей было лет шестнадцать, у нее были ясные, как горное небо, глаза и улыбка, способная осветить стадион. Никогда в жизни я не видел никого красивее. Мне оставалось несколько месяцев до семнадцатого дня рождения, и мои тогдашние манеры в обращении с девушками можно было охарактеризовать словом «неуклюжие». По сравнению с сексуально раскованными и продвинутыми моими ровесниками — уроженцами острова, я был совершенно неопытен и труслив. Стоя у края воды, я ладонями стер с лица капли воды и вновь взглянул на девушку под зонтиком.

А она покинула свое место в тени и направилась прямиком ко мне, легко ступая по горячему чистому песку. Остановилась передо мной и протянула руку.

— Меня имя Аннарела, — медленно, запинаясь, сказала она по-английски голосом нежным, как щебетание птиц, которое я слышал, просыпаясь, каждое утро. — Как ты сказать? Анна? Это правильно?

— Да, это правильно, — ответил я, стараясь не путаться в итальянских словах. — Меня зовут Гейб. Я американец.

Она кивнула и улыбнулась, все еще держа меня за руку.

— Я знаю. Ты остановился у дону Фредерико. Я много раз видел тебя там.

— Ты живешь где-то рядом? — спросил я, выпустив ее руку. В ее каштановых волосах тут и там мелькали золотые прядки, выгоревшие от непрерывного пребывания под горячим солнцем.