— Недалеко, — ответила она. — От моего дома до его дома можно дойти меньше чем за cinque минут. — Она показала мне растопыренную пятерню.

— Пять, — сказал я. — Cinque — это пять.

— Si, si, пять, — подхватила она, быстро прикусив нижнюю губу. — Я иногда забываю. У меня есть мало случаев говорить по-английски. Большинство туристов на острове — немцы.

— Я видел немного туристов, пока живу здесь, — сказал я. — Наверно, год спокойный.

Анна склонила голову и залилась смехом, более подходящим для молодой женщины, чем для девушки-подростка.

— На Прочиде каждый год — спокойный.

Я чувствовал себя совершенно непринужденно в ее компании. Она обладала той же способностью, как и Пуддж, — превращать человека, с которым познакомилась пять минут назад, в приятеля, которого знаешь если не пять дней, то уж никак не меньше пяти часов.

— Я хотел прогуляться по пляжу, — сказал я ей. — Не составишь мне компанию? И твою подругу тоже возьми, если она захочет. — Я указал за спину Анны на девушку, с которой она разговаривала, когда я вышел из воды.

Анна, оглянулась, крикнула: «Пока!», помахала рукой и снова повернулась ко мне.

— Ее зовут Клаудия, — объяснила она. — Ей нужно возвращаться на работу, в пекарню. Пора готовиться к торговле. Скоро будет — как это? — ленч, да? А я пойду с тобой.

Мы бродили по длинному белому главному пляжу Прочиды почти все утро, волны остужали наши ноги, а мы болтали и смеялись, заполняя морской воздух невинным юношеским трепом. Так во время этой долгой неторопливой прогулки началась моя первая летняя любовь.

После этого я видел Анну каждый день. Мы смотрели фильмы в кинотеатре на открытом воздухе, и там я обнаружил, что она, как и я, любила вестерны с Клинтом Иствудом. Мы ходили купаться после моих утренних уроков с Фредерико и плавали наперегонки до самой дальней из стоявших на якорях лодок. Я поражался скорости, с которой она плавала, и силе каждого движения ее рук и ног, стремительно уносивших ее вперед и делавших тщетной мою погоню за ней. Потом мы отдыхали, держась за борт какой-нибудь лодчонки, Анна отодвигала мокрые волосы, которые упрямо лезли ей в глаза, а я жадно хватал ртом воздух, которого так не хватало моим легким после очередной гонки.

— Я не уеду с острова, пока не обгоню тебя, — сказал я ей однажды утром, вцепившись пальцами в борт гребной шлюпки, как в лямку спасательного круга.

— Это значит, что ты умрешь здесь счастливым и очень старым, — засмеялась Анна.

Именно ее я впервые пригласил на обед в прибрежный ресторан, где подавали только дары моря. В тот вечер на ней было белое платье до колен, темные туфли с очень низкими — не более полудюйма — каблуками, и синяя кофта на пуговицах, связанная ее бабушкой как раз для такого случая. Волосы лежали на ее плечах, как накидка из тончайшего шелка. Она совсем не пользовалась косметикой, и ее лицо словно сияло в свете двух свечей, стоявших на нашем столе.