Стефани однажды спросила, любит ли он ее. Они лежали в его постели. Она медленно его поглаживала, потом наклонилась и оттянула крайнюю плоть с пениса. Целовала головку и ласкала его под мошонкой. Но ничего не произошло, у него не встал.

Она отсосала у него по мере возможностей. Вялый хер. Она гладила его по заду, по спине, но ничего не произошло. Она положила его руку себе на грудь и помогла ему ее помассировать. Она облизала нижнюю часть члена, мошонку. Поводила пальчиком у ануса. Ничего.

Она подползла к его лицу для поцелуя. Он отвернулся. Ему не хотелось, чтобы во рту был вкус его собственного конца.

И тогда она спросила. Дурацкий вопрос, чтобы задавать его среди прелюдии, если это можно так назвать.

— Да, конечно, — ответил он с улыбкой.

Стеффи его отпустила.

— Я тебе не верю.

Филип перекатился на бок и обнял ее. Шелковые простыни заскрипели, он их купил в «Северной Компании», лучшем универмаге в городе. Он посмотрел сверху вниз на ее маленький вздернутый носик и голубые глаза.

— Почему нет?

— Я думаю, что ты не можешь так любить.

Джокер прошипел:

— Хитрожопый уродец. Сучонок мелкий. Ты думал, мы кто?

Филип не знал, ждали ли от него ответа. В голову не приходило ни одного объяснения его побегу, которое бы порадовало Джокера.

— Тебя нужно наказать. Понял?

Снова плевок на затылок.

— Теперь я тебя, мать твою, урою. Ты так и не прислал нам бабла.

Филип почувствовал холодный пот. Ему нужно что-то придумать. Что-то, чтобы этот псих успокоился. Он задышал чаще.

Джокер запрокинул ему голову и приставил что-то к горлу.