– Проклятье… в пятницу я… я должен быть в Белом доме. Я произношу речь… – Он огляделся в поисках телефона и удивился, не обнаружив ни одного.

– Они поймут, – с сочувствием сказал Кроу. – Не беспокойтесь, обо всем позаботились.

Дик Баннерман продолжал думать. О «Матерноксе». Он должен передать Монти полученную им информацию – на тот случай, если его поразит еще один удар и он сможет лишь пускать слюни. Или умрет. В идеальном случае ему стоило бы получить подтверждение, что Кроу замешан во всем этом, но предупредительно звякнул тревожный колокольчик. Он глянул на Зелигмана и решил, что ему не нравится и его внешность. Ничего не говоря, он попытался приподнять тело и сесть, но ничего не получилось, словно половина внутренних связей организма была отключена. Он заметил, что Зелигман наблюдал за его стараниями с легкой ухмылкой.

Тем временем Кроу неторопливо обошел комнату, и его взгляд по-птичьи перескакивал с одного предмета на другой. Он остановился рядом с телевизором, взял пульт дистанционного управления и с деланой небрежностью бросил:

– Вы не думали, доктор Баннерман, сколько удивительных вещей кроется в современной технике?

– Могу ответить и «да» и «нет». Как и многие мои коллеги в генетике, я опасаюсь, что в один прекрасный день какой-нибудь псих зайдет слишком далеко. И только представьте, например, какое воздействие на долгосрочную корпоративную стратегию «Бендикс Шер» окажут труды одного отдельного сумасшедшего.

Кроу подошел к «Подсолнухам» Ван Гога и постучал по картине пальцем:

– Вот она, работа отдельного сумасшедшего. Измученного гения, который умер в одиночестве и нищете. Теперь за его картины платят суммы, соизмеримые с национальным доходом некоторых стран. При жизни импрессионистов высмеивали как шарлатанов, потому что они осмеливались быть другими. А по мнению потомков, они были гениями. Они освободили живопись от уз, которые душили ее.

Дика Баннермана обеспокоило мессианское сияние в глазах Кроу, когда тот вещал, и ученый прикинул, стоит ли ему вести разговор на такую опасную тему. Он остро чувствовал, что, прикованный к больничной койке, он не может сражаться на равных.

– Половину исторических героев называли сумасшедшими или еретиками, – словно взгромоздясь на трибуну, ораторствовал Кроу. – Коперника за то, что тот сказал – Земля вращается вокруг Солнца, Галилея за то, что он поддержал его, затем настал черед Чарльза Дарвина. Я могу перечислить десятки тысяч имен. Я рискну сказать, что и вы среди них. Посмотрите на себя. Вы получили Нобелевскую премию, но основная масса научного сообщества игнорирует вас, и, пока мы не поддержали вас, бо́льшую часть своей трудовой жизни вы стучали в чужие двери и фактически просили милостыню.