* * *

Кошмар для меня начался в конце дня, когда я имел несчастье ответить на звонок с незнакомого номера. Это был журналист «Ю-эс-эй тудэй», который предложил эксклюзивный контракт: публикация всех моих материалов расследования по этому делу с размещением на первой полосе, а также интервью на моих условиях. Поскольку практически ни у кого не было номера моего мобильника, я снова разозлился на Катберта, которому приспичило разослать его по всем редакциям страны. Я отказался подтвердить содержимое статьи в «Нью-Йорк таймс», но у меня сложилось впечатление, что я говорю в пустоту. Столкнувшись с неуместной настойчивостью журналиста, я был вынужден разъединить вызов, оборвав разговор на полуслове.

И с тех пор звонки не прекращались, заставив меня перевести телефон в беззвучный режим. Совершенно остолбеневший, я наблюдал, как там накапливаются сообщения. Некоторые из них я случайно слышал. В общем и целом те же самые предложения: наивыгоднейшие контракты, просьбы об интервью, прямой эфир на «Фокс Ньюс» с Биллом О’Райли…[93]

Я не мог противиться искушению покопаться в интернете, чтобы оценить размеры бедствия. Вечером пять ежедневных газет почти слово в слово перепечатали статью из «Таймс». Я воспользовался этим, чтобы заодно проверить электронный почтовый ящик: десять новых писем, большинство из которых было от тех же самых журналистов, которым я не ответил. На этот раз вины Катберта не было: адрес значился на первой странице моего официального сайта. Я просматривал ящик более чем регулярно. Но до тех времен, когда после выхода «Дома молчания» я копошился, погребенный под лавиной восторженных писем, было еще далековато.

Также я получил эсэмэску от Эбби:

«Мэрил показала мне статью. Все хорошо?»

«Я здесь ни при чем, я этого не хотел. Можно тебе позвонить?»

«Завтра, хорошо?»

«Я думаю о нас… и о малыше».

Первая часть фразы шла от сердца, вторая, мягко говоря, не соответствовала действительности. Сама мысль, что младенец, у которого будут мои гены, в один прекрасный день выйдет из живота Эбби, казалась мне совершенным безумием. Всякий начинающий сценарист сперва постигает разницу между настоящим и правдоподобным: то, что происходит в реальном мире, на большом экране смотрится не особенно достоверно. В этом у меня был свой горький опыт: то, что происходило со мной, было правдой, но будущее продолжало оставаться неправдоподобным.

Странное дело, этой ночью я спал практически спокойно. Накопившиеся за последнее время волнения оказали на мои нервы свое действие.

* * *

На следующее утро, едва проглотив чашку кофе, я оказался как магнитом притянут к своему компьютеру. За ночь список статей существенно увеличился. Если содержание почти не изменилось, то заголовки претерпели самые разные изменения: «ТАЙНА ИСЧЕЗНОВЕНИЯ АКТРИСЫ 50-Х ПРОЯСНЯЕТСЯ?», «ДЕЛО ЭЛИЗАБЕТ БАДИНА: НАКОНЕЦ-ТО ЭПИЛОГ?», «НОВЫЙ ПОВОРОТ В ДЕЛЕ СОРОКАЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ», «СЦЕНАРИСТ ДЭВИД БАДИНА: УДАСТСЯ ЛИ ЕМУ ПРОЛИТЬ СВЕТ НА ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СВОЕЙ МАТЕРИ?» В трех статьях была затронута тема моего молчания: «Дэвид Бадина не пожелал ответить на наши воросы», «Рассказав о своем расследовании, сценарист теперь в обиде на журналистов», «Потеряв статус в Голливуде, Дэвид Бадина проталкивает свою карьеру, изображая детектива Раша».