– Береги себя.

– Я беременна шесть недель! – рассмеявшись, возразила она. – Тебе не кажется, что ты немного драматизируешь?

– Драматизируешь… это моя профессия, не так ли?

– Значит, до скорой встречи? Мы могли бы поужинать в «Киприани»…

– Прекрасная мысль. Я позвоню тебе, как только выйду.

Мы поцеловались. Я довольно долго смотрел, как она удаляется по 5-й авеню, стараясь как можно дальше отодвинуть финал этой истории.

Холл музея был черен от толпы народа. Огромные купола над головой заставляли чувствовать, что я вдруг уменьшился. Я считал, что для такой встречи это место слишком торжественное, и предпочел бы что-нибудь поскромнее – парк или кафе, – но у меня действительно не было выбора.

Купив билет и взглянув на план, я поднялся на второй этаж, в раздел музея, посвященный странам Азии. Мне пришлось пересечь пять или шесть залов, прежде чем я увидел Кроуфорда. Он неподвижно сидел на скамейке, разглядывая находящиеся перед ним экспонаты, и не заметил моего присутствия, пока я не подошел совсем близко. Он повернулся ко мне и грустно улыбнулся. Я увидел, что лицо у него еще более утомленное, чем на следующий день после смерти Харриса.

Посмотрев прямо перед собой, я понял, почему он выбрал для нашей встречи именно этот зал. «Большая волна в Канагаве» Хокусаи… Картина удивила меня своим крохотным размером: она была меньше, чем та репродукция, которая висела у меня в доме. Хоть я и часто посещал этот музей, но никогда не обращал на нее внимания. Честно говоря, я даже не знал, что в музее есть вариант. «Берег надежнее, но я люблю бороться с волнами»…

– Моя мать очень любила этот эстамп.

– Знаю, Дэвид. У меня был альбом «Тридцать шесть видов горы Фудзи». Элизабет как-то взяла ее у меня на время… Так и не отдала… Этот эстамп завораживает. С точки зрения западных людей, рыбаки гребут от волны, с точки зрения японцев – к волне, готовясь встретить ее ярость.

– Это из-за подписи?

– Мы все созерцаем реальность, но каждый толкует ее по-своему. В жизни все – лишь вопрос восприятия.

У каждого из тех, кто знал мою мать, было свое представление о ней. Я собирал эти образы один за другим, чтобы придать смысл ее жизни и логику ее истории. Но для меня она все же оставалась неуловимой.

– У тебя все хорошо?

– Учитывая то, что я пережил, лучшего и желать невозможно.

Ситуация меня обескураживала: хотя Кроуфорд был моим отцом, мне казалось, что я сижу рядом с совершенно незнакомым человеком. Какие связи – конечно же, призрачные – смогли бы нас объединить?

– Полагаю, вы уже говорили с Хэтэуэем?

– По телефону на прошлой неделе, когда ты еще был в больнице. Он что, ничего не захотел сказать?