— Знаешь что?
— Что? — спросил я.
— В первый раз с тех пор, как мы взяли Марли, я уезжаю из дома, не боясь оставлять его одного, — призналась она.
— Понимаю, о чем ты, — ответил я. — Вечная игра в угадайку: «Что испортит наш пес на этот раз?»
Мы чудесно поужинали в кафе, а затем прогулялись по пляжу в лучах заката. Мальчишки плескались на мелководье и гонялись за чайками. Дженни была удивительно спокойна и довольна. И сам я наслаждался жизнью, сознавая, что Марли надежно заперт в нашем портативном Алькатрасе, лишенный возможности навредить себе или нашей домашней обстановке.
— Что за чудесный вечер! — проговорила Дженни, когда, поставив машину в гараж, мы шли по дорожке к дому.
Я уже готов был с ней согласиться, как вдруг заметил боковым зрением: что-то не так. Повернув голову, я взглянул на окно возле двери. Ставни были закрыты, как всегда, когда мы уходили из дому. Однако я увидел, что примерно в тридцати сантиметрах от подоконника металлические полосы погнуты и разведены в стороны, а между ними…
Что-то черное. Мокрое. Прижатое к стеклу.
— Что за… — еле выговорил я. — Как он… Марли?!
Я открыл дверь — и комитет по встрече в одном-единственном лице (точнее, в одной морде) радостно бросился нам навстречу. Мы кинулись осматривать комнаты в поисках следов бегства Марли. В доме все было в порядке. Вбежали в чуланчик. Клетка стояла открытая. Я присел, осмотрел дверцу… Так и есть: засовы отодвинуты, и оба они — в собачьей слюне.
— Открыто изнутри, — проговорил я. — Ну и ну!
— Поверить не могу! — воскликнула Дженни.
Мы привыкли потешаться над глупостью Марли — однако, как видно, он оказался не так уж глуп. По крайней мере ему хватило ума использовать свой длинный и сильный язык, чтобы выбраться на свободу. Как видно, мириться с недобровольной госпитализацией он не желал.
Ложное чувство безопасности нас покинуло. Теперь, уходя из дому даже на полчаса, мы гадали, что встретит нас по возвращении. Разодранный диван? Раскуроченная стена?
К жизни в Бока-Ратон Марли был приспособлен еще хуже, чем я. Нет, собаки в Бока были, и даже много, но что за собаки! Нигде я не встречал такого количества крошечных, хрупких, избалованных пушистых созданий. Местные Бокахонтас относились к ним, как к модным аксессуарам — подстригали и завивали им шерсть, сбрызгивали одеколоном, иногда даже красили им коготки. Этих томных аристократок собачьего мира часто можно было увидеть на коленях у хозяек в «лексусах», «мерседес-бенцах» и «ягуарах».
На прогулках Марли вел себя довольно прилично — в конце концов, не зря он прошел курс дрессировки и получил диплом. За одним исключением. Увидев что-то интересное для себя, он бросался вперед, таща за собой меня или Дженни, и останавливался, хрипя и кашляя, лишь когда давящий ошейник врезался ему в горло. Бокианские собачки смотрели на Марли с ужасом и отвращением, и бокианские хозяйки в снобизме от них не отставали. Сколько раз я наблюдал, как эти дамочки в ужасе подхватывали на руки своих Фифи или Шери, словно спасая их из пасти аллигатора! Но Марли все было нипочем.