Земля раскалывалась и вздымалась, песок и глина взлетали в воздух на сотни метров, ударные волны от взрывов сталкивались с шерхи, красные следы ракет прорезали небо.

Бург лежал там же, где и упал.

— Что? — крикнул он, стараясь перекричать грохот взрывов. — Что?

— Я думаю, мы сможем включить дополнительную силовую установку и запустить двигатели, — прокричал в ответ Кан.

— Ну и что? Какая, черт побери, разница? Сейчас мы совсем не нуждаемся в работе кондиционеров.

— Но мы сможем уехать отсюда! Вот в чем дело!

— Ты рехнулся?

Ракета вонзилась в землю и взорвалась невдалеке от хвостовой части «Конкорда», по корпусу самолета застучали комья земли и осколки.

Кан вскинул голову.

— Нет, я не рехнулся. Эта большая птичка сможет двигаться.

— Двигаться куда?

— Да какая, черт побери, разница? Просто двигаться к чертовой матери отсюда. Куда угодно!

Бург оглянулся. Он надеялся увидеть Хоснера, поднимающегося на крыло по насыпи с теперь уже знаменитым равнодушным и одновременно угрожающим видом. Но на крыле находилась только Мириам Бернштейн, вглядывавшаяся в огненную ночь. Бург хотел позвать ее, но она все равно бы не услышала. Он повернулся к Кану.

— Передай командиру — пусть попытается запустить двигатели.

Прежде чем Бург успел уточнить свой приказ, Кан вскочил и рванулся к аварийному выходу. Влетев в салон, он поспешил к кабине.

— Давид!

Бекер, разговаривавший с Ласковом по рации, замахал ему, чтобы он не мешал.

— Давид!