Светлый фон

«Лиза, ты обязательно станешь вторым Рахманиновым или Рузвельтом», – сияя от счастья, любила повторять мама. Папа в этот момент, развалившись в кресле с бутылкой пива, гордо приподнимал голову и широко улыбался.

Я понятия не имела, кем являются люди, к которым меня приравнивают, но ужасно важничала от того, что мама сравнивает меня с ними, что она так довольна.

Позже я узнала, что хорошей памяти недостаточно для нормальной жизни, потому что в жизни гораздо больше дней, месяцев и лет, о которых хочется забыть навсегда. Собственные прожитые дни, будто давно подохшие твари, разлагаются и своим трупным ядом уничтожают меня изнутри.

О том, что я не вундеркинд и моя память далеко не феноменальна, что я даже не «человек дождя» из знаменитого фильма, все мы узнали, когда я пошла в школу.

МАМА

МАМА

27 ноября 1993 года (первый класс, шесть лет)

27 ноября 1993 года (первый класс, шесть лет) 27 ноября 1993 года (первый класс, шесть лет) (первый класс, шесть лет) (первый класс, шесть лет)

– Лиза, как ТЫ можешь получать двойки? Я не понимаю.

– Лиза, как ТЫ можешь получать двойки? Я не понимаю.

На маме трикотажный халат цвета кофе с молоком в мелкие розовые цветочки, с рукавами в три четверти. Подол чуть ниже колен, а талию подчеркивает небрежно затянутый пояс. Короткие волосы идеально уложены, как у Гитлера, только другого цвета – орехового, а вот длина и пробор идентичны. Я только что вернулась из школы, и мама, отложив в сторону книгу, которую читала, сидя в одном из двух кресел нашей гостиной, привычно взялась просматривать мои отметки.

На маме трикотажный халат цвета кофе с молоком в мелкие розовые цветочки, с рукавами в три четверти. Подол чуть ниже колен, а талию подчеркивает небрежно затянутый пояс. Короткие волосы идеально уложены, как у Гитлера, только другого цвета – орехового, а вот длина и пробор идентичны. Я только что вернулась из школы, и мама, отложив в сторону книгу, которую читала, сидя в одном из двух кресел нашей гостиной, привычно взялась просматривать мои отметки.

Я пожимаю плечами и не знаю, что ответить. «ТЫ», скользнуло в мои уши не как обычное слово, а как лезвие ножа. Подобная интонация мне была еще не знакома – упрек, укор, обвинение. Чувствую себя виноватой настолько, насколько может себя чувствовать не ребенок, принесший в своей тетради плохую оценку, а человек, случайно нажавший на кнопку запуска ядерной боеголовки. Уничтоживший тем самым небольшое государство.

Я пожимаю плечами и не знаю, что ответить. «ТЫ», скользнуло в мои уши не как обычное слово, а как лезвие ножа. Подобная интонация мне была еще не знакома – упрек, укор, обвинение. Чувствую себя виноватой настолько, насколько может себя чувствовать не ребенок, принесший в своей тетради плохую оценку, а человек, случайно нажавший на кнопку запуска ядерной боеголовки. Уничтоживший тем самым небольшое государство.