Я видел, что Владимир Иванович занят не только этим, поэтому забрал статью и ушел. Они вдвоем остались и начали о чем-то спорить.

Статью я проштудировал. Там Владимир Иванович предлагал различные варианты, вплоть до того, что авторов изобретения лишать авторских прав, если они не хотят признавать участие государства в их изобретениях. Видимо, ученые выступают единым фронтом за свои права и свои прибыли в миллионах долларов. А как определить долю государства? Долю соратников по изобретению? К обеду следующего дня я нашел на террасе Владимира Ивановича. Он работал. На столе, заваленном научными журналами и его папками, оставалось место только для пепельницы, наполненной окурками.

— Вам не кажется, что Вы очень много курите?

— Дурная привычка, а отвыкнуть не могу. Что бы лучше мыслить обязательно должна быть эта соска во рту.

— А если засунуть в рот половинку бублика или конфету?

— Пробовал. Толку никакого. Даже пробовал электронные сигареты. Привезли мне в подарок. Так голова бастует. Думать о работе не хочет. Требует сигарету.

У меня создавалось впечатление, что мы с ним знакомы давным-давно. Вот только на некоторое время расстались, а сейчас встретились. Я прекрасно понимал разницу в нашей научной подготовке, уровень знаний не подлежал никакому сравнению. Но Владимир Иванович своим поведением убирал эту грань. Разговаривал со мной на равных. Не спускался с заоблачных высот ко мне, а меня подтаскивал к своему уровню. Он — академик многих академий мира, признанный авторитет в науке советовался со мной, как с равным.

Но я прошел свой жизненный путь. Мне уже трахнуло пятьдесят лет. Я вспомнил, как неделю плохо спал до своего дня рождения. В голове постоянно билась мысль — мне пятьдесят лет. Все, жизнь заканчивается. Пора закругляться. Я старик. Мне пятьдесят лет. Потянулся. Рядом посапывала моя Ленушка. В окно светило солнце. Пели птицы. Ничего не болело. Встал. Пошел. Умылся, побрился. Пришел к Лене. Разбудил ее поцелуями. Обнял и через мгновение оказался на ней, и в ней. Она еще сонная, попыталась освободиться, но эти попытки оставались бесполезными. Если ты видишь, что сопротивление бесполезно, то лучше расслабься и получи удовольствие. Что она и сделала. Какие пятьдесят лет? Ну и что, что пятьдесят лет. Что изменилось по сравнению с тем, когда исполнилось сорок пять лет? Сорок девять? С этого дня я стараюсь не вспоминать о своем возрасте. Сколько есть, то столько есть.

А Владимиру Ивановичу за семьдесят перевалило уже давно. Но возраста его не чувствуется. Он энергичный, подвижный. Я взял у него со стола лист бумаги, ручку. Нарисовал прямую линию. Подписал «Академия Наук». Нарисовал стебель из этой поверхности и на стебле цветок ромашки.