Светлый фон

— Владимир Иванович. Это основа — Академия Наук и ее институты. Мы создаем структуру, которая будет произрастать из этой почвы. Вся эта сердцевина — управление, бухгалтерия, консультанты, юристы. Каждый лепесток — это изобретатель со своим коллективом, кто в этой работе ему нужен. Он пользуется юристами, бухгалтерией на общих основаниях. Все эти лепестки — это ваши институты, коллективы. Вход иностранных инвесторов только через сердцевину — постоянную структуру. Кончилась работа, все вопросы решили — лепесток отпал. Пришел новый инвестор — появился новый лепесток. Предварительное распределение — по сорок процентов автору и государству. Двадцать процентов — команде сопровождения. Налоги со своих оборотов платятся централизованно, через сердцевину. Средства аккумулируются на трех счетах. Ученые получают платежную банковскую карту. И разбираются у себя сами — процентное распределение прибыли.

Владимир Иванович задал еще пару уточняющих вопросов.

Мы пошли на обед. Еле отловили Егора, который носился со своими сверстниками, и отрываться от своих важных дел на обед не хотел категорически. Но победили сильнейшие, пригрозив, что иначе он сегодня уляжется спать сразу после обеда. Компромисс найден. Обед — это святое и не обсуждается.

В пять часов вечера меня нашел Перфильев. Без всяких предисловий он сообщил, что нас завтра в это время ждет Президент Академии Наук Борис Евгеньевич Патон.

— Я надеюсь, Вы сможете поехать? Машина моя. С водителем. Сразу после встречи возвращаемся обратно. Попросите разрешения у вашей супруги. Хотите, я сам с ней поговорю?

Елене я просто сообщил, что мне нужно в Киев. Она уже догадалась, что я еду с Перфильевым. В три часа утра мы стартовали. В два часа дня мы уже въехали в Киев. Завтракали мы по дороге. В столовой санатория водителя отоварили термосами с кофе, чаем. Загрузили ему курицу-гриль и еще всего разного в виде нарезки овощей, мясного ассорти. Три дня втроем можно продержаться смело. Пообедали мы уже в ресторане в Киеве.

Патон нас принял сразу, как только мы приехали. Я смотрел на легенду советской и мировой науки. Видел перед собой восьмидесятилетнего старика, полного сил и энергии. Они с Перфильевым совсем разные и в то же время чем-то одинаковые. Обсудили наш вопрос. После уточнения отдельных положений, Борис Евгеньевич согласился, что этот вариант наиболее приемлемый. Патон назвал Академию Наук — научным собесом.

— Мы теряем научные кадры, целые научные школы и направления. А это потери для государства, невосполнимые на двадцать-тридцать лет. Мы платим ученым пособие по безработице. И теряем свои кадры. У нас уже сейчас переманили в западные страны семьдесят процентов докторов и кандидатов наук в возрасте до пятидесяти пяти лет. Государство вложило в них огромные деньги, а они теперь работают на другие государства.