– Их сейчас обыскивают.

– Может быть, бумага отыщется среди них? Или какая-нибудь подсказка… Что вы думаете, Райан?

Райан помедлил с ответом.

– Я подозреваю, что Фокс и его девушка случайно заметили, что охранники получили сигнал тревоги. По-видимому, они в это время находились внутри кухонной палатки, которая при ярком солнечном свете снаружи практически не просматривается. Сами же они могли оттуда видеть всё, что происходит.

– И они догадались, что ищут именно их, – Каун всё ещё тяжело дышал. Всё это происшествие, судя по всему, очень плохо на него подействовало. – Они заподозрили. Значит, рыльце в пуху. Если до сего момента мы не были уверены, теперь это можно считать подтверждённым.

Райан терпеливо ждал, пока Каун снова взглянет на него, и потом закончил негромко, почти мягко:

– То, что произошло, говорит о том, что они чувствовали себя очень спокойно. В противном случае они давно бы могли уехать вместе с остальными рабочими. А теперь им пришлось бросить все свои вещи.

– Да, – Каун принялся ходить взад и вперёд: законченная картина истерической тревоги, полный контраст рассудительному спокойствию, который он демонстрировал днём раньше. – Да, вы правы, Райан.

Он начинает показывать зубы и нервы, – размышлял Эйзенхардт, спрашивая себя, что бы это могло значить. – Теперь мы видим его истинное лицо.

– Схватите их, – продолжал Каун, но это больше не звучало как важный приказ важного человека. Это звучало скорее комично. Даже не как крик о помощи. То, что он сейчас сказал, было в принципе излишне. Разве не об этом тут, в конце концов, шла речь всё это время? – Схватите этого Стивена Фокса. Я хочу задать ему пару неприятных вопросов.

Эйзенхардт вдруг почувствовал себя зрителем спектакля. Зрителем, которого режиссёр-авангардист усадил на сцену, среди актёров. Вокруг него в полном разгаре был конфликт, а он вдруг перестал ощущать себя его участником. Его всё это совершенно не касалось. Вместо этого в закоулках его мозга некая независимая инстанция начала архивировать события – нейтрально, дистанцированно и с особенным пристрастием к деталям.

Такая смена настроения была ему хорошо знакома – его подсознание готовилось к тому, чтобы в одно прекрасное время написать обо всём здесь происходящем роман.

* * *

Столы в ресторане были слишком маленькими, к тому же они стояли чересчур тесно. Как ни повернись, всё время задеваешь ножками своего пластмассового оранжевого стула ножки других пластмассовых оранжевых стульев. Да и цены в меню были слишком низкие, чтобы ожидать особо хорошей кухни, и их опасения оправдались. Стивен и Юдифь очень хотели есть, но половина еды на их тарелках так и осталась нетронутой.