Маруся сидела, борясь с дурнотой и нарастающей головной болью. Нужно было указать Варваре на дверь или хотя бы встать и выйти самой, но она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ни тем более повернуть голову или хотя бы прикрыть глаза, чтобы не видеть отвратительную трапезу.

Соседка же, покончив с пирожком, похвасталась:

– Я многое про тебя знаю, милочка. Например, как ты голову муженьку своему дуришь. Таблеточки-то заветные давно не пьёшь, почитай, три с половиной года. А мужу врёшь, будто пьёшь! Уж так хочется родить да привязать его покрепче! Всех врачей обежала, только без толку. Пустая ты, бесполезная деревяшка. Постарались докторишки-то колхозные, а? Выскребли досуха! – Она захихикала.

У Маруси уже не оставалось сил удивляться, возражать. Никто не мог знать того, о чём говорила сейчас эта ведьма. Она не рассказывала об этом ни единой живой душе, даже родной матери. Но это была правда, и Варваре она каким-то непостижимым образом была известна. Родить сына стало заветной мечтой, которая никак не желала сбываться.

– Зря стараешься. Даром ты своему Русланчику не нужна, а уж с прицепом – подавно. У него давно другая, – злорадно выплюнула Варвара.

– Неправда, – беззвучно, одними губами прошептала Маруся.

– Совершеннейшая правда, – широко осклабившись, закивала соседка. – Думаешь, где он той ночью был, когда ты в обмороке валялась? От кого под утро вернулся?

Она снова захохотала и потянулась за очередным пирожком. Откусила, принялась жевать. Резко запахло тухлятиной.

– Наконец-то с луком и яйцом попался! – заключила Варвара.

Маруся была уверена, что её сейчас вырвет. Головная боль выросла до гигантских размеров. В виски будто изо всех сил вкручивали шурупы. Она ничего вокруг не видела, не понимала, весь мир был – сплошная огненная боль.

– А ну бери, ешь, – приказала Варвара.

Неизвестно почему, против воли, она подчинилась. Как загипнотизированная, превозмогая боль, пронзающую от каждого движения, протянула руку к тарелке и послушно взяла лежащий с краю золотистый продолговатый пирожок. Откусила. Тупо посмотрела на красную начинку. Вместо аромата малины в нос ударил характерный металлический запах. Как она сразу не догадалась?

– Это же… кровь, – то ли сказала, то ли подумала Маруся.

– А как же! Вкушай плоть и кровь Христову, дочь моя. Не гнушайся!

Она содрогнулась от рвотного спазма, попыталась выплюнуть жуткую тошнотворную кашицу, но Варвара бешено заорала, срываясь на визг:

– Глотай! Глотай, мерзавка! Кому сказала!

Горло сжалось, она задыхалась, на глазах выступили слёзы. Череп изнутри взорвался новой ослепляющей болью, которая казалась во сто крат хуже, и она, уже в совершенном беспамятстве, не понимая, на каком свете находится, сделала мучительный глоток.