– М-да. Народец у вас.

– Они думают, будто это я заводом управляю, – Петр пожал плечами.

Инженер прыснул со смеху, долго не мог успокоиться, так что в смехе начали сквозить истерические нотки, потом продышался и тихо проговорил:

– Местные могут думать, что угодно. А мы-то сами там работаем. Не на самом заводе, конечно, да ведь сталкиваемся постоянно. Нет, я строителей хорошо помню, я здесь с закладки фундамента живу, – он пугливо огляделся и продолжил еще тише: – Их не видно и не слышно было. А как завод появился – они разом и исчезли, будто и не существовали никогда. Рабочие выдумали, что это тени какие-то были, для отвода глаз, а здание-де само по себе выросло, – инженер улыбнулся, желая скрыть страх, и добавил с деланым весельем: – Ерунда, конечно! Но чертовщина явная.

– Поди нашим это расскажи.

Радлов пригласил инженера на чай, но тот отказался и спешным шагом направился в сторону рабочего поселка.

В воздухе начали пролетать одиночные снежинки. Хрупкие и белые, срывались они с пушистого неба, и окунались в полотно дыма, стелящееся над землей, и делались созревшей крупой, а крупа падала в размытые сугробы и умирала в грязи. «Как человек», – пронеслось в голове у Радлова.

Дома пили чай – Тома для хорошего сна, а Петр для утоления голода, еда все равно в глотку не лезла.

– Для чего они так со мной? – разорялся он, сидя на кухне. – Зачем? Разве я не помогал?

– Когда человек ничего не делает для других, с него ничего и не спрашивают, – спокойным тоном отозвалась Тамара. – Но стоит только помочь, и тебя уже считают обязанным. Так уж люди устроены. Не все, конечно, да ведь многие.

– А Матвея уважали за то, что всем помогал.

– Мы же с тобой тут самые зажиточные, это людей злит. Матвей-то бедный был. Он для них свой, понимаешь?

– Я здесь двадцать лет живу. Больше даже, – лицо у Петра перекосилось, красные от бессонницы глаза затянуло слезливой пеленой, и он жалобно, с какой-то даже детской интонацией, совершенно не вязавшейся с его грузным телом и расползающейся во все стороны пегой бородой, спросил: – Выходит, я никому не свой?

3

В феврале морозы сошли на нет. Холода, конечно, стояли, но не слишком крепкие. Старую гору насквозь продувало ветрами. По грязному снегу мело золой.

К тому времени запасы в общем амбаре значительно оскудели: крупы лежало только три мешка, почти разошелся картофель, две коровы пошли под нож, а оставшиеся с голодухи молока практически не давали.

Несколько человек, из тех, что были моложе пенсионного возраста, нашли возможность покинуть селение – кто-то работу нашел в соседней области или столице, а кто-то сорвался наобум. Все они хотели продать участки заводу, как в свое время Андрей, но участки больше не покупали. В итоге отписали задаром и навсегда уехали, затаив горькую обиду на Радлова – им казалось, будто именно он отобрал у них землю.