– Ну что, е…ько, – обратился к нему Шалый в издевательской манере, давая волю своему гнилому языку. – Слабака-сынишку схоронил и рад, а?

– Ты охренел? – крикнул кто-то позади. – С Лукой нельзя так обращаться.

Бориска хотел что-то ответить, но кричавший ушел. И у Шалого осталось только трое товарищей.

Лука между тем поднялся на ноги, подошел к обидчику и проговорил:

– Илюшу… не тронь.

Улыбка по-прежнему блуждала у него на лице, а в глазах стояли слезы.

– Ой, ладно, пошутил я! – Борис загоготал. – Гроб нам нужен.

Лука отошел в сторону, указал на самый маленький гроб, пояснив:

– Этот берите, он под метр семьдесят пять.

Двое мужчин прошли вглубь помещения и выволокли ящик, а Шалый удивленно поинтересовался:

– Слышь, а ты как с ростом угадал?

– А у меня все три под чей-нибудь рост, – Лука хитро подмигнул.

Бориске отчего-то сделалось жутко, так что он со всех ног побежал к выходу.

К вечеру рябого схоронили под крестом без имени. Его новая каменная голова, сплошь покрытая запекшейся кровью, осталась лежать у забора.

Радлов тем временем пришел в норму, выпил немного коньяку, от нервов, и, сидя на кухне, разговаривал с женой.

– Тома, давай я тебя к маме отвезу, – предложил он.

– Чего это вдруг?

– А если Шалый со своими опять придут? Боязно мне за тебя, Том…

– Да не хочу я! – возмутилась женщина. – У меня дел по горло, и посуда, и прибраться перед сном нужно. А если тебе плохо станет? Не, я уж тут лучше.