Мэри Кэтрин смотрела на голубую луну, которая светила в окно. Потом встала и, поднявшись на цыпочки, окинула глазами город. На горизонте полыхали пожары. Горели здания.

Происходило что-то страшное.

Да, родители сдали тебя в приют, и ты отсюда уже не выйдешь.

При помощи ровного дыхания Мэри Кэтрин пыталась погасить панику. Напомнила себе, что слово «приют» означает кое-что еще. Оно обозначает безопасное место. Если взять Деву Марию – та две тысячи лет назад жила в хлеву, правда ведь? А здесь условия намного лучше. За одно это надо быть благодарной, правда же? Иисус ей помог, правда же? Он ее любит, правда же? Успокойся, Мэри Кэтрин. Успокойся. Ты в безопасном месте.

Ты сама-то чувствуешь, что здесь безопасно?

Мэри Кэтрин услышала шаги по коридору.

– Эй, кто тут есть? – спросила она.

И стала ждать ответа. Ответа не было. А шаги стучали все ближе.

– Эй! Кто там? – вскричала она.

Человек остановился прямо за войлочной дверью. Мэри Кэтрин смотрела на дверную ручку. Вот, поворачивается. Наверное, это доктор. Или сестра со шприцем. Ей с трудом удалось сдержать крик. Дверь отворилась.

На пороге стояла ее мать.

Мэри Кэтрин заплакала. Бросилась к матери, обняла. В уме приготовила безупречную фразу.

– Мне нужно поесть, мама. Ребенок голодает. Но я клянусь: у меня никогда не было секса. Не знаю, как я забеременела. Спасибо, что ты за мной пришла. Спасибо за помощь. Спасибо, что ты меня спасаешь. Спасибо, что все еще меня любишь.

Но из-за рыданий и хлюпанья носом это прозвучало совершенно нечленораздельно. Очевидно, для матери это был просто поток безумия, потому что она держала Мэри Кэтрин, как холодную сторону подушки.

– Нам пора, Мэри Кэтрин, – грустно сказала она.

Отдышавшись, Мэри Кэтрин в конце концов заговорила более отчетливо.

– Куда, мама? – спросила она.

– В церковь. Пора.