Токарь вжался спиной в печь. Ноги его скользили в луже собственной крови, а из груди вырвался слабый, плаксивый стон.
– Нет! Я не… я не верю. Боженька! Нет!
Он попытался ползти. Завалился набок. Прополз не больше полуметра. Обессиленно уронил голову. Он молил Бога о смерти. Он бы убил себя, если бы позволили силы. Но их не осталось даже на это.
И тогда Токарь беспомощно зарыдал в голос, давясь кровью.
– Кого ты видел перед собой, милый, каждый раз, когда трахал меня, уперев головой в заплёванный кафель лагерного туалета? Длинноногую красотку с большой грудью?
Нина трогала себя между ног, ощущая ладонью, как увеличивается её член, становясь больше и твёрже.
– Чьё лицо представлял, когда ставил меня на колени? Загорелой брюнетки с красивым, чувственным ртом?
Токарь лежал на животе. Голос Нины звучал ближе и ближе. Краем глаза он увидел, как девушка взяла свою сумочку и, что-то вытащив из неё, безразлично бросила на пол. А потом голос раздался над самым его ухом. Шёпот. Нежный, бархатный голос; слегка низкий, с сексуальной хрипотцой.
– Три года я работала где придётся. В основном делала то, что так хорошо научилась делать. Мыла полы. И откладывала каждую копейку. На что ещё может сгодиться больная ВИЧ, жалкая, убогая шлюха с порезанным лицом? – Голос без тени иронии. – Гниющая оболочка убитого вами Германа. И я скинула её.
Нина провела кончиками пальцев по своему лицу, ощупала нос, губы, подбородок, словно слепой, руками изучающий внешность незнакомого человека.
– Неприступный город Бога Индры, величественная столица мира, одарённая девятью драгоценными камнями, волшебный город, где готовы помочь каждому, не задавая лишних вопросов, не требуя справок от психиатра, закрывая глаза на смертельный вирус в крови. Хирурги, лишённые лицензии. Подпольные больницы. И ловкие санитары, по ночам избавляющиеся от трупов тех, кто умер на грязном операционном столе. В Бангкоке я смогла найти тех, кто был готов помочь мне за шесть тысяч долларов – почти все, что у меня было.
Она легла на Токаря сверху.
– Милый. Три года я копила деньги, чтобы стать той, кого вам так не хватало в тюрьме, мои бедные, бедные мальчики, – нежно прижалась лбом к его затылку. Сквозь пыль, металлический запах крови, сквозь дурман умирающего сознания Токарь явственно почувствовал ненавистный аромат её духов. Теперь он звучал по-новому. Он раскрылся третьим и последним ароматом композиции.
Мускус.
Тошнотворно-сладкий. Болезненно-резкий. Невыносимый. Невыносимый.
– Посмотри, что я нашла прошлым утром, когда ты убивал цыган.