― Том, расслабься, хорошо? Ты увидел не ту девочку, говорю тебе.

― Нет, ту. Я знаю, что это она, потому что проверил. Именно так делают журналисты, мы проверяем факты, и я проверил этот. Я только что был у матери Мишель и спросил ее. Ты, точно, учил ее.

― Ладно, ладно. Приму твои слова за чистую монету. Так, значит, это была Мишель, и мне жаль, что я такой забывчивый мудак, но я не очень-то запоминал детей, друг. Это просто работа, ― и он преувеличенно пожал плечами. ― Я не понял, что она была в моем классе. Прошло пять лет, и я забыл об этом, хорошо?

― Нет, не хорошо. Я не верю тебе, Эндрю, а знаешь почему?

― Какого черта ты устроил, Том?

― Ты знаешь почему? ― Том закричал на него.

― Нет, не знаю. И я хочу знать, зачем все эти вопросы, Том. Хочу, чтобы ты рассказал мне.

― Потому что, когда я отправился увидеться с матерью Мишель, знаешь, что она мне рассказала о тебе?

― Откуда я могу знать?

Эндрю Фостер сейчас выглядел очень напуганным.

― Только хорошие вещи.

― Верно, тогда ладно, ― он, казалось, испытал облегчение.

― Много и много хороших вещей, и все потому, что Мишель считала тебя самым лучшим после нарезанного хлеба. Очевидно, что она говорила только о тебе какое-то время. Мистер Фостер это и мистер Фостер то.

― Ну, это нормально, разве нет?

― Согласно словам матери, Мишель испытывала к тебе школьную влюбленность, но она не возражала, потому что ты помогал ее дочери с чтением и письмом, которое всегда было неаккуратным, пока этим не занялся мистер Фостер, предлагая ей дополнительную помощь, немного репетиторства один-на-один. Фиона даже поблагодарила тебя на родительском вечере.

― Это не моя вина, ― сглотнул он, будто его рот неожиданно пересох, ― если она слегка влюбилась. Это могло случиться с любым учителем: мужчиной или женщиной.

― Да, не то, чтобы ты отвечал взаимностью, не при ее то возрасте? Ты не педофил, в конце то концов.

― Конечно же, нет! Как ты даже мог сказать нечто подобное? Ей было только десять.

― Да, тогда только десять, ― тихо произнес Том, ― но ей было пятнадцать, когда она пропала.

Последовала долгая пауза. Молчание затянулось. Каждый ждал, пока заговорит второй. Более чем единожды Эндрю открывал рот, чтобы сказать что-то, но не произносил ни слова.