— Ну, Мадлен, конечно. Две горничные и садовник. Садовник не живет здесь. У него пятеро сыновей, из которых ни один не состоит у нас в штате, но все время от времени помогают, делают кое-какую работу.
— Кто-нибудь из прислуги видел своими глазами, как уезжала ваша жена?
— Одна из горничных, убиравшая передний холл, видела, как она вышла из дома. Я не знаю точно, видел ли кто-нибудь, как она отъезжала, — если вы хотите спросить у них, я могу сходить за ними сейчас же.
— А где они?
— У себя в комнатах, наверху.
— Когда у них заканчивается работа?
— В девять. Но они не всегда сразу уходят к себе, иногда сидят на кухне — разговаривают, пьют кофе. Сегодня я отправил их наверх пораньше. Не хотел тут никаких воплей.
— Они очень расстроены?
Рэмп кивнул.
— Они с ней давно и склонны считать, что их долг — ее оберегать.
— Как насчет других домов?
— Только один. На побережье. Брод-Бич. Малибу. Насколько мне известно, она туда никогда не ездила. Не любит воду — не плавает даже здесь, в бассейне. Тем не менее, я звонил туда. Дважды. И ничего.
— Она ничего не говорила недавно — в последние несколько дней или даже недель — о том, чтобы уехать? Уехать куда-нибудь одной?
— Абсолютно ничего, и я…
— Никаких намеков, оброненных невзначай? Замечаний, которые тогда могли показаться ничего не значащими, а теперь приобрели смысл?
— Я сказал нет! — Румянец на лице Рэмпа стал еще ярче. Он так сильно прищурился, что у
Майло ждал, постукивая ручкой по блокноту.
Рэмп сказал:
— Но это было бы лишено всякого смысла. Она хотела иметь