И казалось, изображение двигалось.

Шериф отвёл взгляд.

Человек за одним из столиков в широкополой шляпе и офицерском мундире, заляпанном пятнами плесени, сказал:

— Где ваши манеры, бармен? Предложите этим ребятам выпить…

— Конечно, — кивнул парень за стойкой.

Другая его рука поднялась из-за стойки… только она была удлиненной, а пальцы — паучьими и узкими. Там, где должны были быть ногти, торчали длинные черные когти, изогнутые, как рыболовные крючки. Улыбаясь, бармен одним из когтей перерезал себе запястье. А затем, как нечто само собой разумеющееся, начал наполнять стакан своей кровью.

— Богохульство, — произнёс наконец Хармони, разрывая тишину. — Раковая опухоль на лице Господа…

Ответом ему вновь был лишь смех.

Примерно в это время откуда-то из города донеслись звуки выстрелов, и Диркер понял, что остальные тоже с кем-то повстречались.

Вечеринка наконец-то началась.

Человек в широкополой шляпе ухмыльнулся, и по его лицу расползлась паутина теней. Когда он заговорил, его голос был низким и скрипучим.

— Ну же, ребята, вы ведь не думаете, что выберетесь отсюда живыми? — сказал он, и его зубы внезапно стали длинными и острыми.

И в воздухе появилось странное электричество, странный резкий запах чего-то вроде озона и свежей крови. Послышалось едва заметное движение и влажный скользящий звук.

— Милая, — обратился мужчина к девочке, — этим мужчинам нравятся твои татуировки; покажи им, как сходятся линии…

И пока Диркер смотрел, эти странные и дьявольские рисунки начали двигаться. Внезапно все пришло в движение. Раздался раздирающий, хлопающий звук — мышцы растягивались, а связки смещались, приспосабливаясь к новой, дикой анатомии.

Грудь девушки превратилась в клетку из костей, ее конечности стали длинными и костлявыми. Тысячи тонких седых волосков начали вырываться из ее кожи и вскоре покрыли всё тело. Со стороны это выглядело, как миллионы металлических опилок, притянутых к огромному магниту. Её лицо вытянулась, нос расплющился, а уши прижались к узкому черепу и заострились. Глаза девочки стали зелеными и узкими, как щёлки, а высокий лоб несуразно нависал над переносицей.

Она стала больше похожа на волка, чем на человека.

Ее губы растянулись в оскале, обнажив острые, как сосульки, зубы.

— Твою мать, — пробормотал под нос Диркер.

Он сразу вспомнил мифы Древней Греции, где злобная ведьма Цирцея превратила спутников Одиссея в чудовищ.