И хотя он пел свою песню смерти перед тем, как отправиться в поход, Седобровый не хотел умирать. Он никогда больше не доживет до семидесяти, но в нем была какая-то жизненная сила, мужество, блеск в глазах, который не мог угаснуть даже с возрастом.
Он не хотел умирать… Но был готов к этому.
Для ютов было честью умереть в бою. И для Седобрового это стало бы честью. И если ему суждено умереть, то, по крайней мере, он умрет, зная великие тайны, ужасные секреты и зловещие истины, но его душа будет сильнее от этого. Полнее.
Седобровый находился в группе с Генри Уилкоксом и сэром Томом Йеном, но давным-давно бросил их. Он предпочитал охотиться в одиночку. И, если уж так сложится, быть единственной целью. Потому что, честно говоря, он не слишком доверял белым с оружием.
У них была отвратительная привычка стрелять во все, что движется, и если уж ему суждено умереть — то не от пули, выпущенной каким-то сумасшедшим белым.
Он знал, что этот отель когда-то назывался «Шоуксвилл Армс», когда Избавление ещё носило свое первоначальное название и было городом, добывающим свинец.
С тех пор он был оставлен на волю погоды, природы, всех возможных стихий. И если то, что сказала Хармони, было правдой, Кобб и его приспешники какое-то время называли это место своим домом.
Седобровый медленно двинулся к старой лестнице, покрытой грязью и засохшими коричневыми листьями, которые залетали внутрь через бесчисленные дыры в стенах и крыше.
Перила были опутаны паутиной. Ковер на лестнице оказался заплесневелым и почерневшим. Внутрь здания проникал тусклый свет, поэтому темно не было.
Снаружи, словно обезумевший от крови зверь, завывала буря, набрасываясь на ветхие здания, заставляя их скрипеть, стонать и раскачиваться на гниющих фундаментах.
В воздухе стояла резкая, неприятная вонь, которая имела мало общего с древесной гнилью или экскрементами животных. Это был острый, сильный запах, который проникал в голову Седобрового и заставлял его думать о скотобойнях и братских могилах, сумасшедших домах и камерах смертников… местах, наполненных смертью, болью, ужасом и безумием.
Он начал подниматься по ступенькам, чувствуя теперь, насколько одинок.