Он рванул Гейджа назад и упал, не устояв на ногах, лицом в гравий обочины. Из разбитого носа хлынула кровь. Промежность вспыхнула болью, и эта боль была явно серьезнее боли в носу – Ох, если бы я знал, что мы будем играть в футбол, надел бы защиту, – однако вся боль растворилась в чувстве безумного облегчения, когда Луис услышал рев Гейджа, который плюхнулся попой на гравий и завалился назад, ударившись головой о траву. А уже в следующую секунду его истошные вопли утонули в грохоте грузовика, промчавшегося мимо.

Луис все же сумел подняться, несмотря на жуткую пульсацию между ног, и взял сына на руки. К ним подбежала Рэйчел, заливаясь слезами и крича на Гейджа:

– Никогда не выбегай на дорогу, Гейдж! Никогда! Никогда! Это плохая дорога! Плохая!

Гейдж так удивился, увидев маму в таком состоянии, что перестал плакать и вытаращился на нее.

– Луис, ты разбил нос, – сказала она и вдруг обняла его так внезапно и крепко, что у него на миг перехватило дыхание.

– Это не самое страшное, – ответил он. – Похоже, я стал импотентом, Рэйчел. Черт, до чего больно.

Она истерически рассмеялась, и Луис даже слегка за нее испугался, у него в голове промелькнула мысль: Если бы Гейдж и вправду погиб, это свело бы ее с ума.

Но Гейдж не погиб; все это только привиделось Луису – с ужасающей, дьявольской ясностью, – когда он сумел обогнать смерть своего сына на зеленой лужайке в солнечный майский день.

Гейдж пошел в школу и с семи лет начал ездить в детские летние лагеря, где неожиданно проявил удивительные способности к плаванию. Также он удивил родителей – не слишком приятно, – доказав, что вполне может расстаться с ними на целый месяц без каких-либо заметных психологических травм. В десять лет он все лето провел в лагере в Раймонде, а в одиннадцать выиграл две синие и одну красную ленту на соревнованиях по плаванию, в которых участвовали воспитанники четырех лагерей. Он вырос высоким, но оставался все тем же Гейджем, добрым и славным парнишкой, который продолжал удивляться миру и всему, что тот мог ему предложить… а, надо сказать, мир предлагал Гейджу лишь самое лучшее.

В старших классах он был одним из лучших учеников и членом команды пловцов приходской школы Иоанна Крестителя, куда он перешел из-за их плавательного бассейна. Рэйчел расстроилась, а Луис не особенно удивился, когда в семнадцать лет Гейдж объявил им о том, что собирается перейти в католицизм. Рэйчел считала, что это все из-за девчонки, с которой Гейдж тогда встречался; Рэйчел уже предвидела скорую свадьбу («Если эта шлюшка с медалькой Святого Христофора не пытается его окрутить, я съем твои трусы, Луис», – сказала она), полный крах всех олимпийских надежд вкупе с планами на дальнейшее образование и десяток мелких католиков, шныряющих по дому Гейджа, когда ему будет сорок. К тому времени (как это виделось Рэйчел) он превратится в дальнобойщика с пивным брюшком, который курит сигары и потихонечку, с «Отче наш» и «Аве Мария», приближается к предынфарктному забытью.