Мне стало ясно, что пора требовать адвоката. Это будет обычный дежурный адвокат, поскольку у меня не хватит денег, чтобы кого-то нанять. Но это будет похоже на признание вины. Все происходящее казалось таким смехотворным, что было невозможно поверить в реальность обвинения.

— Если бы я был виноват, то зачем, черт возьми, пришел сюда и принес героин? Насколько знаю, вы даже не считали смерть Карен подозрительной до вчерашнего дня.

Мозли откинулся назад, и взгляд его был ледяным.

— Но вы ведь уже не первый раз это делаете, не правда ли, Эндрю?

— О чем вы?

— Да ладно. Не делайте невинный вид. Мы просмотрели записи о вас в базе данных.

Дверь открылась, и другой полицейский, одетый в штатское, заглянул и сделал Мозли какой-то знак.

— Простите, — детектив-констебль прервал разговор, и они оба с Джонс вышли из комнаты, оставив меня в полном шоке.

Потому что я вдруг понял, о чем говорил Мозли.

Воспоминание было настолько болезненным, что я его почти вытеснил из памяти, запер где-то в глубине сознания. Иногда оно просачивалось в мои сны, и я просыпался в ужасе и конвульсиях стыда. Но днем воспоминание это оставалось прочно спрятанным.

— Это было так давно, — сказал я тихо, словно обращаясь к пустой комнате.

Сидя в комнате для допросов, в состоянии похмелья, слабый и усталый, я был уже не в силах удерживать это воспоминание под спудом. Крышка потайного ящика открылась, и — как осы из гнезда — образы вылетели оттуда и с гудением заполнили мою голову.

* * *

После смерти родителей, когда мне было шестнадцать, а Тилли — четырнадцать, я жил в Гастингсе у дяди Пита (брата моего отца) и тети Сандры, вместе с их детьми. Их дом стоял в нескольких милях от побережья. Кузина Мишель была моей ровесницей, а ее брату Доминику исполнилось тринадцать. Тилли находилась на лечении в больнице Стоук Мандевиль в отделении для пациентов с травмами позвоночника. Мы посещали ее по выходным и для этого ехали на машине до Эйлсбери. Каждая такая поездка вызывала у меня приступ паники. У меня перехватывало дыхание, когда рядом с машиной оказывался грузовик. Каждый раз мне приходилось буквально тащить самого себя в автомобиль подобно тому, как собаку на поводке тянут к ветеринару. Дядя Пит, деловой лысеющий банковский менеджер, обладал эмоциональностью аквариумной рыбки и твердо верил, что главное — взять себя в руки и преодолеть свой страх. При этом через некоторое время — вероятно, под влиянием тети Сандры — он все же смягчился, и мы стали ездить к Тилли поездом. Но мне приходилось терпеть его нравоучительные замечания по дороге, хотя это было лучше, чем регулярные поездки на машине.