Тяжелый засов открылся с невыносимым клацаньем. Меня впустили. В похожей на внутренность юрты, круглой комнате за карточным столом сидели трое мужчин. Но не мои чурки и не алкаши из барака, а совсем другие люди. Блатари.
Паханом там был, кажется, плотный, невысокий, чернявый тип. С бородкой. Он держался с достоинством, как бы брезгливо отстраненно. Двое других были явно рангом пониже — зловещий худой старичок с лишаем на лице и тощий гигант с косматыми руками, постоянно сжимающий и разжимающий свои огромные кулаки. Лицо его перерезал длинный шрам со следами швов.
Пахан долго и тяжело смотрел на меня. Затем спросил: «Зачем пришел?»
Он говорил с легким грузинским акцентом.
Я был вынужден в третий раз повторить, зачем. Но пахана это, по-видимому, не убедило. Он сделал глазами знак гиганту, и тот встал, развязно подошел ко мне и пробурчал: «Гребала в стороны… И не дергайся, чушок, щекотить не буду».
Моя голова едва доставала ему до груди. Обыскал меня, забрал прут, удостоверение и кошелек и почтительно положил все это перед паханом на стол.
Тот покрутил в руках прут, покачал головой, раскрыл и тут же закрыл кошелек, в котором было тогда рублей двести, посмотрел на удостоверение и подтвердил удивленно: «Действительно, таксист».
Потом вздохнул, посмотрел на меня, как смотрят на вошь, перед тем, как ее раздавить, и сделал рукой знак гиганту и старичку. Гигант не без удовольствия и очень сильно ударил меня в глаз, а старичок врезал по скуле так, что искры засверкали перед глазами.
Пахан прервал избиение: «Довольно… Так ты ищешь своих пассажиров, которые тебе не заплатили… Тут, у меня? Ха-ха-ха».
По сравнению с его смехом, смех Фантомаса показался бы арией счастливого Фигаро.
Железный смех, шелест цинковых листьев, хруст ломающегося гроба.
— Сизарь, — приказал он старичку, — предъяви таксисту его пассажиров!
На гнилом лице старичка показалось нечто вроде улыбки, ему было приятно то, что ему, а не конкурирующему с ним гиганту хозяин поручил показать мне пикантную картинку. Старичок ласково поманил меня пальцем, взял за шкирку и пинками подвел к двери, ведущей в какой-то сарай… втолкнул меня туда и оставил там на некоторое время одного. В сарае было темно, но еще темнее стало у меня на душе, когда я понял, что это было за помещение. Это была камера пыток. Подробности я опущу, не хочу тебя расстраивать… Со всеми, как говорят твои новые сограждане, пи-папо. Тела моих пассажиров висели на стальных крючьях, а их головы покоились отдельно — на полке. На трех маленьких колышках. Почему-то они улыбались…