Витька взял меня за нос, дернул за ноздрю и спросил: «Пузырь, ты чего, в обмороке?»

Митька пояснил Витьке: «Кабан от страха сейчас обоссытся, смотри, как вспотел и губы трясутся!»

— Давай ему штаны и трусы снимем! И с голой жопой на улицу выгоним.

Два негодяя тут же расстегнули мне брюки… стянули и штаны и трусы…

Витька, кривясь, дернул меня несколько раз за член и глумливо заржал. А Митька ткнул пальцем с грязным обкусанным ногтем мне в лобок. Сморщился и прошепелявил: «Гляди, волосня…»

Достал из кармана школьного пиджака старую бензиновую зажигалку, щелкнул и поджег волосы. Захрустело и запахло жжёными перьями. Боли я не почувствовал, но огонь как будто опалил мне сердце.

Я вскочил… бешеная злоба бушевала во мне как Ниагарский водопад в половодье!

Потушил одним хлопком огонь, схватил двумя руками мерзавцев за шкирки и треснул их друг об друга головами. Хотел размозжить им бошки. И бил, бил их, в черном аффекте головами друг о друга. Не знаю, сколько времени. Как в чаду… положил истекающих кровью мальцов на кафельный пол. Как раз туда, куда они плевали. Затем снял с них брюки и трусы, разодрал их на тряпки и связал им руки и ноги. Боялся, что они очнутся, встанут и начнут опять меня избивать.

И тут… галлюцинация моя… ну та, ресторанная… возобновилась. Диссоциация что ли.

И вот лежат передо мной на биллиардном столе, на зеленом дорогом сукне те самые дамочки-суфражистки, блондинка и брюнетка… голые.

И потянуло меня к ним… как голодную собаку к мясу.

И я… впервые в жизни… да… ублажился и с той и с другой.

Как на фотке… продавали у нас в школе шведскую порнушку… сзади.

Разомлел.

И тут вдруг появляется китаец… ну тот, контрабасист. Бешено так на раскинувшихся девушек смотрит, а потом залезает на биллиардный стол и начинает их душить синими жилистыми руками. Задушил брюнетку, а потом за блондинку принялся.

Меня это убийство почему-то ничуть не взволновало… я встал и зашагал, качаясь, как привидение по длинному коридору, обитому от пола до потолка розовым шёлком.

Вернулся в ресторан, попросил извинения за то, что долго отсутствовал, у того, с пробором и карбункулом, присел к нему за столик и начал непринужденно беседовать, как примерно с вами сейчас. Пили мы абсент… закусывали лимонными дольками… и он рассказал мне о том, где и как он приобрел свою драгоценность. Оказывается, он работал военным корреспондентом в Шанхае в 1932 году, освещал захват японцами Маньчжурии. Писал он и о загадочном убийстве, случившемся у Великой Китайской стены. При невыясненных обстоятельствах кто-то жестоко убил и ограбил семью богатого американца-туриста, купившего будто бы тот самый камень у беглого монаха. Мой друг говорил и говорил, рассказывал подробности следствия, описывал его собственную роль в этом деле, и в частности то, как и почему он завладел рубином.