Маккензи ерзает у меня на руках. Я ожидаю, что она оттолкнет меня и бросит на меня свирепый взгляд, но она этого не делает. Вместо этого она кладет подбородок мне на грудь. Я ищу в ее взгляде остатки гнева или предательства, но этого нет. Она просто хочет услышать все, что я хочу сказать. У меня такое чувство, что иногда Маккензи просто хочет поговорить о своей сестре, потому что скучает по ней. Вместо того, чтобы скучать по ней самой и держать свои эмоции запертыми внутри, это дает ей шанс поделиться ими со мной. И я могу это уважать.

Вздохнув, я вспоминаю ту ночь.

— Я заметил тебя в тот вечер. Собрал все воедино гораздо позже.

— Меня?

Эти великолепные глаза округляются от удивления. Сейчас это прекрасная смесь меда с сосновыми крапинками. Когда она такая, мягкая, и сильный фасад исчезает, я люблю это. Потому что это она. На ее лице нет никакой косметики, волосы не окрашены. Просто Маккензи, которой она всегда должна быть. Я хочу дышать ее болью и дышать ее воздухом, потому что она жизненно важна, она жизненно важная часть меня, которую, я уверен, что никогда не смогу отпустить.

Я ухмыляюсь ей, вспоминая ту ночь.

— Ты бы и не заметила. Ты смотрела на Трента всю ночь.

Она стонет, уткнувшись лицом мне в грудь, заставляя смеяться.

— Подростки такие глупые, правда?

Я трезвею, глядя на нее сверху вниз. Странно, я так много раз смотрел на нее, и кажется, что это первый раз, когда я отчетливо вижу кусочки ее сестры в ее лице. Черные волосы хорошо маскировали это, но с ее естественными волосами я увидел те части ее тела, которые она так старалась скрыть от меня.

— Я уходил от костра, когда столкнулся с ней. Она была расстроена и рассержена, а я был пьян.

Она застывает на мне, и я знаю, что она ожидает от меня худшего, просто из-за всего, что произошло. Я никогда не признаюсь в этом, но меня это беспокоит. Что она может так низко думать обо мне.

В этом и проблема. Думая, что она дает мне сантиметр, на самом деле она вообще ничего мне не дает. Она намеренно окружила себя щитом, виноградной лозой из шипов, обернутой вокруг ее сердца, как формой защиты. Всякий раз, когда я протягиваю руку, чтобы схватить ее, заявить, что она моя, эти шипы вонзаются в мою плоть, оставляя истекать кровью. Как бы ей этого ни хотелось, она никогда по-настоящему не доверится мне и не впустит.

— Я все равно сел рядом с ней и попытался понять, что случилось. Она была напугана. Это все, что я знал.

Это милая маленькая складочка образуется между ее бровями.

— Чем она была напугана?

Убирая выбившуюся белокурую прядь за ухо, я пожимаю плечами.