Пробираясь утром по суетливому, словно только что проснувшемуся и проспавшему на работу городу, вдоль заснеженных тротуаров, я в который уже раз вспоминаю огромные, почти во весь рост снежные стены по краям мурманских улиц. Я никогда там не ездила сама – права получила только в Питере, – но меня частенько возили по постоянно скачущему ландшафту города, и две вещи, регулярно появляющиеся за стеклами машин друзей, остались в моей памяти навсегда – эти снежные стены, за которыми по ступенькам пробирались клянущие почем свет стоит заполярную зиму местные и вид на вечерний город из района Домостроительной и Старостина – вид с высоты, огромная панорама микрорайонов и властно возвышающаяся над всем этим волна массивных сопок, украшенная аккуратным ожерельем из далеких огней. Остальное затерлось и ушло куда-то в далекий архив. Люблю ли я это все до сих пор? Определенно, нет. Но это все – необходимость терпеть мучительно долгие зимы, постоянные подъемы и спуски даже при банальном походе в магазин, усталость от полярных дней и ночей, – наложило отпечаток на всю мою жизнь в виде стремления сбежать и сделать что угодно, лишь бы остаться там, где есть выбор – вписываться в такую жизнь снова или остаться на берегу – на равнине, где все прозрачно и очевидно. Работаешь – живешь и радуешься тому, что имеешь; не работаешь – едешь домой, снова взбираться по лестницам и глазеть на ночной город. Пустой, несмотря на постоянное движение, ночной город.

Скучаю ли я хоть самую малость? Эта мысль заставляет меня невольно усмехнуться и немного задержаться на повороте под стрелку. Что ж, по одну руку у меня было молчаливое, холодное и жестокое море, а по другую – пробуждающие одним своим видом Хибины, а сейчас по одну – грязное болото старого центра и гнилой окраины, а о другую – показная роскошь бесполезных реставраций и бесчинство Газпрома. Это называется продаться не за дорого, наверное. Если не считать, собственно, заработков, а искать только духовные мотивы.

Впрочем, что тут лицемерить – детство, оставленное там, действительно чего-то да стоило. Там не было многого из того, что стало давно привычным в настоящих мегаполисах, но я хорошо помню рыбалку с отцом – он обожал удить всякую кижму и щук, и брал меня посмотреть на процесс, хотя я и до сих пор окуня от зубатки не отличу; помню долгие дороги в Кировск на папиной «волге», чтобы покататься с самых пологих склонов, пока папа летал с настоящих спусков, а мать чванливо отпивалась глинтвейном; игра в снежки в начале лета; северное сияние и ночные шашлыки в прохладные июньские выходные при полярном дне. Простое счастье, которого сейчас уже никому не хватило бы. Амбиции выбросили это счастье на помойку и прикрыли множеством обид и разочарований, чтобы не хотелось доставать его и теребить понапрасну. Все это растворилось в моем прошлом, и впереди – лишь пелена моих непринятых решений. Именно моих, потому что я не верю никому, кто за меня эти решения хотел бы принять. Верила лишь одному Сереже, и верила не один год. Но он исчез, оставив меня с грузом недосказанности и медикаментозным абортом. Испугался ответственности. Мне нужен кто-то, кто не боится. Кто-то, кто способен оставаться рядом даже когда я не в лучшей форме и дожидаться моего возвращения в себя. Кто-то, кто не уйдет просто потому, что принял свое собственное решение остаться и уважает это решение и себя самого. С ним я, возможно, начну оттаивать. А пока что, все, что у меня есть – это редкие игры со знакомством в интернете. Может, в этой новой партии с тем парнем, который мне пишет, я что-то да выиграю.