Это была старомодная настольная лампа со стеклянным плафоном и хрустальными подвесками. Насколько он помнил, она была у них всегда, и мама не соглашалась расстаться с ней ни в какую. В сущности, Норман не имел ничего против: все сорок лет своей жизни он провел в этом доме, и было что-то невыразимо приятное и покойное в том, что его окружали знакомые вещи. Все здесь было привычным и надежным, это там — снаружи — происходили изменения. И по большей части они таили в себе угрозу. Предположим, к примеру, что он решил бы прогуляться сегодня вечером. Он мог бы оказаться на какой-нибудь глухой проселочной дороге или даже на болоте — и что тогда? Он бы вымок до нитки, блуждая в темноте. Так можно до смерти простудиться, и, к тому же, кому вообще охота гулять в потемках? Куда приятней сидеть здесь, в этой уютной гостиной, рядом с лампой, читать хорошую, интересную книгу.
Свет от лампы падал на его пухлое лицо, отражался от стекол очков без оправы, а когда Норман опустил голову, просочился сквозь редеющие песочного цвета волосы на макушке и добрался до розовой нежной кожи.
Это действительно была захватывающая книга — потому-то он и не заметил, как быстро пролетело время. Книга называлась «Цивилизация инков», написал ее Виктор В. фон Хаген, и Норману впервые довелось напасть на такой богатый источник занимательной информации. Взять, к примеру, описание
«Танец сопровождался барабанным боем, исполнявшимся на том, что ранее являлось телом врага. С жертвы сдирали хожу, мышцы живота туго натягивали, образуя ударную поверхность, а само тело служило резонатором. Звуки доносились из раскрытого рта — гротескно, но эффективно в качестве музыкального сопровождения».
Норман улыбнулся, затем побаловал себя сладостной дрожью. «Гротескно, но эффективно» — уж,
Возможно, это был не самый приятный в мире обычай, но когда Норман прикрыл глаза, он почти воочию увидел эту картину: толпа раскрашенных обнаженных воинов, дружно раскачивающихся и извивающихся под лучами жестокого солнца, повисшего в ярко-синем небе, а рядом с ними, на корточках, дряхлая старуха, неустанно выбивающая гипнотический ритм из раздутого живота трупа. Искривленный в предсмертной агонии рот широко открыт — наверное, жуткая гримаса фиксировалась костяными распорками, — и из него доносятся звуки. Рождаясь в животе, проходя по усохшим внутренним полостям, просачиваясь в затвердевшую гортань, чтобы вырваться из мертвой глотки многократно усиленными, мощными.