Она закричала от внезапной ярости, когда его пальцы снова вцепились ей в волосы и рванули вверх, отрывая от пола и заставляя подняться.

— Куда это ты, любовь моя? Я еще не закончил. Впереди самый главный момент, — он с улыбкой схватил ее за горло, но Кэрол, зарычав от злости, вонзила в его лицо свои изуродованные ногти, поломанные о пол.

Выпустив ее горло, он ударил ее раскрытой ладонью в лицо, с силой отшвырнув от себя.

Упав на пол, девушка почувствовала оглушительную боль, пронзившую затылок. В глазах потемнело, Кэрол не двигалась, с ужасом чувствуя, как меркнет и угасает ее сознание, медленно, тяжело, позволяя ей это понять. Боль в затылке была такой страшной, что Кэрол подумала, что в голову что-то вонзилось…

Мысль о том, что она умирает, успела промелькнуть в ее сознании, успела отозваться в ее сердце смертельной ноющей тоской и вспышкой горького отчаяния…

Мэтт остановился над девушкой, смотря на распростертую обнаженную фигурку, на тиски, о которые та ударилась головой, и на расплывающееся под грязными спутанными волосами пятно алой крови.

— Вставай, гадина! Хватит притворятся!

Он толкнул ее ногой. Потом ударил. Еще раз, и еще, пытаясь привести ее в чувства.

— Понимайся, дрянь! Ты не лишишь меня удовольствия придушить тебя собственными руками! Вставай, сука!

Охваченный припадком бешенства, он с неудовлетворенной злобой пинал по полу безжизненное тело, задыхаясь от досады. Но девушка не реагировала больше на удары, не чувствовала боли, и это приводило его в неописуемую ярость. Все еще не веря в то, что она может быть мертва, он опустился на колени и, грубо приподняв ее за плечи, заглянул в окровавленное лицо.

— Сдохла, сука? Ну и черт с тобой! — скривившись от ненависти, он плюнул в закрытые глаза и бросил ее на пол.

Встав, Мэтт направился к выходу. Резко остановился и зашатался, подняв руки к глазам, перед которыми внезапно все поплыло. Почувствовал вдруг неожиданную слабость и пульсирующую боль в простреленном боку. Ужасную боль. С удивлением он опустил взгляд на залитую кровью рубашку, словно только теперь заметил, что ранен. Голова его закружилась, непреодолимая усталость и слабость потянули его вниз, на пол. Ноги его подломились, и он тяжело упал. Веки его задрожали и медленно сомкнулись. Он не понимал, что с ним происходит, но не мог с этим справиться, чувствуя, как немеет тело, наливаясь свинцовой тяжестью, отказываясь ему подчиняться. Он до последнего отчаянно пытался отогнать подступающую к нему тьму, но она все-таки одолела его, затянув в свое черное лоно, откуда ему, возможно, уже не было возврата.