В конце 1960-х годов в Лэнгли, штат Вирджиния, ученые из ЦРУ вживляли в мозг собак электроды. Они стимулировали системы вознаграждения – в итоге собаки научились искать приятных ощущений, и при помощи ручного контроллера их можно было попросить поменять направление движения и выполнить простые действия. В конце концов ЦРУ удалось заполучить шесть собак «на дистанционном управлении». После, следует отметить, нескольких мрачных проб и ошибок.

Программа модификации поведения включала эксперименты и на людях. Известно, что Теодор Качинский (Унабомбер) во время учебы в Гарварде в конце 1950-х годов входил в группу студентов, подвергшихся одному из этих весьма противоречивых экспериментов. До сих пор не утихают споры о том, насколько страдания и душевные муки, вызванные этой программой, повлияли на его дальнейшее поведение. Родился ли Качинский террористом, или, как некоторые называют его, серийным убийцей, или ЦРУ помогло ему стать таковым?

Через несколько лет эксперименты над собаками в Лэнгли прекратились, поскольку не нашли практического применения. Я считаю, это особенно отвратительно – жадность и вопиющая боль, причиненная живым существам ради инноваций.

И тогда я поняла: я должна написать об этом. Меня удивило, что никто еще не сделал этого до меня.

Самонадеянность экспериментов над собаками в Лэнгли – попытка прыгнуть выше головы, перешагнуть через все те факторы, что диктуют человеческую природу, – стала именно тем, что я искала.

Часть меня жалела, что я вообще об этом узнала. Но, думаю, задача писателя, который работает в жанре готика и хоррор, – смотреть суровой правде в лицо.

Недавно было обнаружено, что собаки и люди сосуществуют дольше, чем считалось ранее, – более 11 000 лет. Мы одомашнили собак, привели их в свои дома, жизни и семьи раньше других животных, даже более полезных, – например, домашнего скота, от которого можно было получить мясо, шкуру и шерсть. Первые одомашненные собаки, несомненно, нужны были для охоты и обороны, но при этом они были нам и друзьями. Возможно, эксперименты над собаками в Лэнгли вызывают у меня особое возмущение, потому что они нарушают наш первый, самый древний договор с другим видом.

После публикации «Страшных историй Сандайла» я поняла, что многие считают эксперименты Мии и Фэлкона выдумкой. И правильно, что это вызывает у читателей такую острую реакцию. Но ради чего тогда нужно писательство, если не для того, чтобы пролить свет на то, кто мы есть и на что способны? Даже если мы, люди, как вид не всегда показаны в романе с лучшей стороны.