Оливер, остриженный наголо…
Оливер с короткой стрижкой и вывернутой ступней…
Оливер с короткой стрижкой и вывернутой ступней…
Оливер с заячьей губой и зелеными глазами…
Оливер с заячьей губой и зелеными глазами…
Оливер с брекетами, Оливер с белыми ровными зубами, Оливер голубоглазый, кареглазый, с веснушками, с родинкой над губой, с родинкой на щеке, такой, этакий, десятки вариантов, один за другим, как в игре «Симс»[100], каждый раз чуть другой, отражения в расставленных кру́гом зеркалах, и каждый Оливер мертв или умирает, неизменно на этом камне, и всегда не один.
Оливер с брекетами, Оливер с белыми ровными зубами, Оливер голубоглазый, кареглазый, с веснушками, с родинкой над губой, с родинкой на щеке, такой, этакий, десятки вариантов, один за другим, как в игре «Симс»
, каждый раз чуть другой, отражения в расставленных кру́гом зеркалах, и каждый Оливер мертв или умирает, неизменно на этом камне, и всегда не один.
Всегда.
Всегда.
Не один.
Не один.
Вскрикнув, Оливер отшатнулся от каменного стола, едва не споткнувшись о соседний камень. Дыхание вырывалось короткими судорожными хрипами.
– Я… нет, нет, нет! Что я сейчас увидел? – Он с силой надавил кулаками на виски. – Что это было?!
Что это было?!
– Что с тобой, Олли? – подался к нему Джейк.
– Ты…
– Я? Что я?
– Ты всегда был там. И ты… – Слова едва не застряли у Оливера в горле, но он все-таки выдавил их: – Ты – это не ты.
– Неужели? – Лицо Джейка скривилось в ехидной усмешке.