– Не собирался, – смягчив тон, согласилась Мэдди. – Но ввязался. И ты ничего не исправишь, просто отмотав назад. Нужно идти вперед и становиться лучше, чем был. А сейчас? Ты только делаешь еще хуже. И чувство вины за ту аварию не пойдет ни в какое сравнение с муками, какими ты будешь терзаться из-за того, что сделаешь, пытаясь вернуть близких. – От чувства вины и стыда она перешла к игре на других струнах. – К тому же, – продолжила Мэдди, – вдруг все это от начала и до конца ложь? Что, если тебя используют просто как реквизит? Ты стал пешкой в игре, которую ведет чудовище. Что будет, если ты очнешься и обнаружишь, что ничего не получилось? Что, если ты сожжешь все дотла и выяснишь, что жена и дочь по-прежнему лежат в могиле, а ты остался один в мире, разрушенном с твоей помощью? Что тогда?

Джед сделал судорожный вдох – спазм ребенка после долгого плача.

– Ты права. Боже, ты права!.. Я глупец, Мэдди. Старый дурак, пьянь, никчемная сволочь! – Он вытер нос тыльной стороной ладони, оставив на щеке длинный след размазанных соплей. – Мне хотелось бы знать, Мэдди, что тебе ответить. Хотелось бы знать, как помочь тебе вернуть Нейта. И остановить Джейка. Хоть что-нибудь, чтобы помочь тебе спасти сына и спасти мир.

* * *

– Жертвенный алтарь, – пробормотал Оливер.

Слова вырвались у него изо рта облачком холодного пара.

Джейк крепко схватился за край камня, старательно подавляя ярость – или восторженное возбуждение.

– Совершенно верно, Олли. И да. Я – это ты. Мы являемся константой. Одним из столпов, поддерживающих космос. В мире всегда есть ты – или я. Мы. Всегда есть какой-нибудь Нейт и какая-нибудь Мэдди. Всегда есть Рэмбл-Рокс, хотя, как уже отмечалось, не всегда парк. И в нем обязательно есть алтарь.

– Это безумие! Я ухожу.

– Не так быстро! – остановил его Джейк, раскрывая руки. – Нам нужно все обговорить. Мы с тобой обладаем силой переписать историю. В буквальном смысле. Мы с тобой последние. Это последний мир. Когда мы это сделаем, все закончится. И сможет начаться сначала. Лучше, чем было прежде.

– Неужели ты говоришь все это всерьез?

– Да. Твоего отца нет. Грэма нет. Весь долбаный мир разбит, приятель. Ты же это чувствуешь, разве не так? Общий замысел пошел наперекосяк.

– Я… мне нет никакого дела до общего замысла! – с негодованием и ужасом воскликнул Оливер. – Я думаю только о людях. Мне… мне наплевать на все это, я думаю только о людях и их боли. Я просто хочу им помочь…

– Как раз так им и можно помочь. Мы положим конец всему. И тем самым закончатся их страдания. Ведь именно так поступают с больной собакой. Или с… с неизлечимым больным. Правильно? Вот и наш мир больше не может надеяться на исцеление. Это… – Голос Джейка повысился до лихорадочного надрыва: – Это милосердие, Оливер, ну почему ты не хочешь это понять?