— Откуда мне знать, что на вас нет прослушки? Что, черт возьми, происходит?

Гросс рассмеялся, широко раскинул руки и предложил:

— Обыщите меня. Хотите, я сниму рубашку?

— О нет, мне и так все ясно. Одна минута истекла. Я занят.

Гросс, еще раз фальшиво улыбнувшись, сказал:

— Само собой. Но это большие деньги. Гораздо больше, чем за Билокси.

Нокаутирующий удар в челюсть не смог бы оказать большего эффекта. У Генри отвисла челюсть, и он молча уставился на Гросса, лишившись дара речи.

Заметив его реакцию, Гросс продолжил:

— Пятьдесят штук наличными. Мой номер у вас есть.

Он повернулся и, выйдя из комнаты, закрыл за собой дверь.

Генри долго не мог прийти в себя, пытаясь собраться с мыслями. Про Билокси знали всего два человека: он сам и его контакт. Или не только они? Похоже, что так. Генри никому не говорил — он никогда ни с кем не откровенничал. В его бизнесе выживали только люди, умевшие держать рот на замке. У кого-то в Билокси слишком длинный язык. В преступном мире разнеслась молва о том, что Генри Тейлор снова нанес удар. Сам Генри, однако, не стремился к известности. Она могла лишь привлечь внимание полиции.

Он чистил грязные ковры в течение двух часов, затем сделал перерыв и принял обезболивающее. Потом Генри отправился в библиотеку в центре Юнион-Сити и просмотрел телефонные справочники крупнейших городов и поселков Теннесси. В «Желтых страницах» Нэшвилла он нашел небольшое рекламное объявление частного детектива Дж. В. Гросса. Честность. Надежность. Двадцатилетний опыт.

Генри поднимал на смех любого, кто рекламировал честность.

Он пошел в свой кабинет, снова принял обезболивающее и растянулся на армейской койке, которую часто использовал для сна. Наконец-то лекарства подействовали, боль утихла. Он взял телефон и позвонил другу. Номер абонента отследили до дома в Брентвуде, штат Теннесси, в районе городской агломерации Нэшвилла.

Агенты ФБР внимательно слушали.

— Знаешь, тут на меня вышел частный сыскарь из твоего родного города. Имя Джей Гросс тебе о чем-нибудь говорит? — спросил Тейлор.

Друг ответил:

— А почему оно должно мне о чем-то говорить?

— Я думал, ты знаешь всех, кто не любит светиться.

— Ну, тебя я знаю.