* * *

Аннетт Рипкен почти целый день работала на пасеке: готовила новый улей для пчелиного роя, сформированного одним из пчеловодов-любителей на «большой земле». В таких кругах считалось большой честью поставлять пчелиные рои на ферму Спеллман.

Аннетт плакала.

Поначалу Кейт не придала значения её слезам. Ей уже случалось наблюдать, как женщины теряли самообладание, сделав какое-то открытие о самих себе, о том, как они жили до приезда на ферму и встречи с Марни. Её дочь побуждала женщин анализировать своё прошлое, чтобы выяснить, почему они не сумели наладить личную жизнь, не состоялись в профессии или в материнстве. Не состоялись как личности.

— Если вы не верите в себя, — неустанно повторяла Марни, — я не смогу поверить в вас.

Аннетт никак не успокаивалась, и Кейт подошла к ней.

— Тебе плохо? — спросила она.

Аннетт посмотрела на мать Марни и покачала головой. Глаза у неё были красные. Дувший с моря ветер частично осушил её слезы, оставив на загорелых щеках светлые дорожки.

— Нет, всё хорошо, — ответила она.

— Аннетт, я же вижу.

— Ну да, мне плохо. Просто я многого здесь не понимаю.

Кейт сочла, что речь идет о необъективности Марни, выделявшей одних женщин и игнорировавшей остальных. Она не раз была свидетельницей эмоциональных срывов у тех, кто не был обласкан вниманием её дочери. Кейт и сама не была у неё в фаворе, но давно смирилась со своим положением.

А Аннетт, судя по всему, этот урок ещё не усвоила. Кейт решила помочь женщине.

— Я вижу, как к тебе относятся остальные, — сказала она.

— Дело не в этом, Кейт. Наверно, я не смогу тут больше оставаться. Слишком много здесь всякого происходит. Слишком многое причиняет боль.

— Ты беспокоишься за Калисту.

— У-гу.

— Не ты одна. Она найдется. Возможно, как раз сейчас где-нибудь рожает.

Аннетт надолго умолкла. Кейт обняла её, и вдвоем они стали наблюдать за ласточками, налетавшими на облако комаров, кружившее над ними.

— Так вы ничего не знаете, да? — наконец произнесла Аннетт.