— Это они там спят? — вдруг догадался я.
— Они. — Он прикрыл глаза, и кадык передернулся на его жилистой шее.
— Прости, отец… — Я выговорил это с трудом. Еще трудно было не помнить Пичугина, коллегу по гаражу. Но Пичугиным для меня он уже не был.
— Его назначили в этот приход, — негромко сказал отец Никодим. — Когда мне отказали, я вызвался сопроводить его до места будущего служения Господу нашему. В поезде он безобразно напился. И снова стал ко мне приставать. С ним нелегко было справиться, поверь…
— Верю, — сказал я, обратив внимание, как дрогнул его ровный голос. — Я верю тебе, продолжай.
— Я применил приемы, о которых старался забыть, уйдя из армии. Он ударился затылком об угол столика. Он умер сразу, без мучений. И без покаяния, как зверь. Он поддался греху, полностью вытеснившему в нем воздержание. И ему воздалось. Было это ночью, похоже, никто ничего не слыхал, и я сначала подумал, что скрыть совершившееся — непростительная слабость. Но все равно упорно думал, что скоро мост через реку и я мог бы его сбросить через окно. Не узнали бы люди. Но пусть знает Бог. Ты понимаешь, к чему я клоню. Потом я был наказан таким же образом. Бог твоими руками сбросил меня с моста.
— Бог или дьявол? — спросил я. — Я говорю о Радимове.
— Возможно, и то и другое, — пожал он плечами. — Иногда я думаю, что какие-то вещи они делают вместе. Иногда мне кажется, что в Радимове совместились оба начала — божественное и дьявольское…
Сначала я принял это за соблазн. И все доводы в пользу этого казались соблазном. Потом подумал, что я должен был избавить его будущий приход от такого пастыря. Но когда мост приблизился, я подумал, что буду прощен, если возьму его паству на себя. И покрою грех убийства грехом самозванства. Я знал, что следом за ним должна приехать его семья, над которой он издевался. Значит, и его семью должен я взять на себя. И, таким образом, елико возможно исправить содеянное — сначала им, потом мной.
Я открыл окно, подтащил его туловище и столкнул его вниз, через пролеты. Я оставил себе только его документы и обрядовую одежду… Я не знал еще, как отнесется к этому его жена. Поэтому написал ей и просил приехать сначала без детей. Она поверила мне, когда я все рассказал. Она плакала, рассказывая о его буйстве. Сказала, что была не нужна ему как жена, поскольку теперь он стал совращать уже мальчиков. И даже, будучи пьяным, покусился на сына.
И еще сказала, что я понравился ей. Что готова стать моей супругой. Что дети примут меня, поскольку отец отвратил их от себя своим грехопадением.