Поднимающаяся к лесу тропинка была сплошь усеяна камнями разной величины, и у меня сразу возникло ощущение, что земля уходит из-под ног.
В лесу стало еще хуже.
Мы пробирались сквозь такую непроходимую чащу, что время от времени мне приходилось вставать на колени и ползти, точно ужу, между стволами. Зато когда – вечность спустя – мы приблизились к краю леса, то сразу оказались на задворках моего дома.
Я поднялся и тщательно отряхнул брюки.
– Теперь нам с тобой надо быстренько пробраться в ресторан через кухню, – сказал я Эмме.
Она взяла мою руку, мы вприпрыжку пробежали оставшиеся несколько метров и прошмыгнули в кухонную дверь.
На часах было одиннадцать, и у нас в запасе оставался час.
Симон Пендер вошел на кухню и громким голосом заказал две свинины. Увидев меня, он обрадовался:
– Хорошо, что ты пришел. Сегодня у нас много работы. – Но тут его взгляд упал на Эмму, и он застыл в недоумении. – Это же… она… та самая…
– Это Эмма, – представил я девочку.
– Привет, Эмма! – поздоровался Симон.
– Привет, – ответила Эмма.
– О… так ты заговорила? – Потом он оттащил меня в сторону и спросил громким, так называемым театральным, шепотом: – Ты что это делаешь, разве ее не ищут?
– Теперь уже нет.
– Объясни мне наконец, что происходит?
– Узнаешь в свое время, – успокоил я Симона. – Можешь организовать столик для нас с Эммой? Мне нужно место во внутреннем зале возле открытого окна, чтобы я слышал, что они говорят на улице. – Тут я показал на Эву Монссон, которая сидела одна, и Ларса Берглунда с Бритт-Мари Линдстрём, которые сидели вместе за другим столиком.
На Бритт-Мари сегодня не было «фотокуртки» с множеством кармашков, но я подозревал, что камеру она прячет в сумочке.
– Твои знакомые? – спросил Симон, и я кивнул. – Вон того, – показал он на Берглунда, – я принял было за Хенрика Ларссона. Хотя он и староват.
– А женщина, которая сидит одна, заходила к нам прошлым летом, помнишь? Это Эва Монссон, она работает в полиции в Мальмё.