Но Арне ответил, что сегодня он пригласил на обед женщину, а потом собирается съездить с ней в Сольвикен. Эмма искренне порадовалась за старика. Действительно, голос его звучал бодро.
Насытившись, Отто устроился у меня на коленях вместе с Эммой. Я и сам не понял, как они поместились там вдвоем.
Потом появилась Эва, уставшая после бессонной ночи в полицейском участке.
– Эмма, ты завела собаку? – удивилась она.
– Я не знаю. Харри хочет бросить и меня, и ее.
Эва вопросительно посмотрела на меня. Я пожал плечами.
В полиции ей пришлось выдержать настоящий допрос: что делала в Сольвикене и почему имела при себе служебное оружие, хотя была не при исполнении. Эва отвечала, что все получилось случайно, что она давно меня знала и собиралась со мной отобедать, когда увидела эту сумасшедшую, Вивеку Бьёркенстам, которая намеревалась напасть на меня с ножом. Ситуация вынудила ее применить оружие.
– И ты почти не солгала, – заметил я.
– Но и не сказала всей правды.
– Люди сильно преувеличивают ее значение.
Эва скорчила гримасу:
– Все-то ты знаешь.
– Это был хороший выстрел.
– Я впервые в жизни применила оружие, – вздохнула она. – Не на стрельбище, я имею в виду. Сама не понимала, куда целилась.
Очевидно, психдиспансер был нужен Вивеке Бьёркенстам как прикрытие. Пятеро пациентов действительно проходили лечение, но оставшихся двоих держали там против воли.
– С этим еще не совсем разобрались, но количества взрывчатки и оружия, которое Линн обнаружила в подвале, хватило бы, чтобы провернуть в стране революцию.
Меня почему-то это совсем не удивило.
Я и раньше не сомневался, что Вивека Бьёркенстам, Бертиль Раск и юный Маркус Йифлуд пустят в ход оружие в любой момент, когда сочтут это нужным. Я успел лишь мельком просмотреть прессу, но статья о том, что противоиммигрантская партия окончательно разошлась со своим молодежным крылом, бросилась мне в глаза.
Я попросил Эмму принести газеты.
Там точно была фотография Маркуса Йифлуда. На ней он выглядел таким же малосимпатичным, как и в жизни, и рассуждал о том, что партия обуржуазилась.